Наконец Синицыну выписали и она, весьма отдохнувшая, вернулась к рабочим будням. Впервые за долгое время ей захотелось принарядиться и накраситься, что она и сделала.

В офис Юнона пришла в приподнятом настроение и даже тот факт, что она опоздала, ее нисколько не смутил.

Пусть говорят, что хотят.

В лифте она встретила Люсю, и та нехотя поздоровалась. Юнона в ответ улыбнулась и кивнула, не желая, впрочем, заводить разговор, но Люська первая не выдержала. Вместо того, чтобы отправиться в свое крыло, она зачем-то окликнула Юну, когда та уже почти достигла двери.

— Погоди, мне так жаль, что с шефом все...

«Ну да, жалостливая какая...»

— Спасибо. — сухо ответила Синицына.

— И это... ты в курсе, что у Добровольского офис теперь в другом месте?

Что-то внутри неприятно кольнуло, но Юна быстро вязла себя в руки.

Она кивнула, будто и впрямь была в курсе.

Люся недоверчиво покосилась на нее.

— И теперь у нас управляющий — закачаешься! Такой мужик, просто огонь. Даже красивее твоего Добровольского! В смысле прости, бывшего твоего. Ой, опять что-то не то сказала...

Люська покраснела как рак и быстро-быстро, не прощаясь, убежала, а Юна поняла, что эта новость вышибла ее из колеи, но лишь на мгновение. Плевать ей на то, где сейчас Макс. Где и с кем. И с кем тоже плевать, да. И на новенького управляющего плевать.

Синицына открыла дверь и, чуть помедлив, вошла.

— А это та самая Синицына, я полагаю? — раздался чей-то голос.

Юна подняла взгляд и остолбенела. Прямо перед ней стояли те самые синие брюки и насмешливо рассматривали ее с головы до ног.

7. 6

ЮНОНА

«Эти глазки, эти голубые глазки... эти сказки, эти неземные сказки — лишь ловушка...» — почему-то вспомнилось Юне, хорошо хоть петь не начала.

— Ну доброе утро, давайте знакомиться. Я — Михаил Валерьевич Лукьянов, управляющий. Вы, я так понимаю, та самая Синицына, о которой я так много слышал?

Юнона почувствовала, как краской заливает лицо и становится тяжело дышать. Это несправедливо! Она медленно окинула взором притихших сослуживцев, делающих вид, что именно сейчас они усердно работают.

Молча кивнула Лукьянову и уже хотела пройти к своему рабочему месту, но он легко ухватил ее за плечо.

— И вам неинтересно, что именно я слышал? — Слегка ухмыляясь, спросил он.

Юнона набрала в грудь побольше воздуха и сжала кулаки.

— И чего же такого интересного вы слышали? — Пропищала она, не сразу узнав свой голос.

Синицына прям всеми фибрами души чувствовала, как напряглись коллеги, как навострили свои длинные и чуткие уши, как сжали свои хм... ну вы поняли, что они сжали. Все-таки одно дело за спиной сплетничать, а другое — в лицо получить такой удар. Наверно ее кто-то даже жалеет в этот момент, например секретарша Аня, застывшая изваянием в дверях кабинета. Юнона огляделась, пытаясь найти еще сочувствующих, но увы... все в этот момент уставились в свои мониторы, отчеты, договоры, делая вид, что они не при делах и вообще работают.

Работницы...

Лукьянов все держал эффектную паузу, длящуюся мучительно долго, и Юнона честно уже хотела пойти домой. Вот прям так — развернуться и потопать отёкшими ножками по морозному городу прям до своей улицы, свернуть по пути в пекарню, запастись свежими ароматными булочками и зарыться в них с головой. Валяться в теплой скомканной постели до самых родов, заедая тоску пирожками и тортами и жалеть себя до морковкиного заговенья.

Синицына так ярко представила себе эту жалкую картину, что даже плечами передёрнула. Ну у ж нет, зачем ребенку такая мать слабовольная? Нет, нет и нет, товарищи, мы еще повоюем!