— Чай, молоко, вода, сок — это пожалуйста.

— А я хочу кофе...

— Не понимаю я, ну неужели никак нельзя обойтись без него, а? Раньше никакой моды не было на эту бурду, а теперь прям дня прожить не можете. Я запрещаю!

— Маа, ты еще на старославянский перейди. Что значит раньше? Раньше и трава зеленее была и вообще!

— Нет, обещай! Не думаешь о своем здоровье — подумай о ребенке. Пей чай, я сказала!

Юна, дабы не провоцировать скандал, уверила мать, что так и поступит, а сама уже представляла, как выпьет любимый латте с маршмеллоу. Да ну и какой уж там кофе, строго говоря? Так, одно название. Но раз маме так спокойней, то можно и приврать немножко. Так сказать, ложь во спасение. Во спасение её и маминых нервов.

Ляля, как всегда, опоздала, и в этот раз особенно серьезно. Юнона уже собиралась уходить, когда беспечная подруга прискакала в их любимое кафе — на шпильках, в обтягивающем ярко-синем платье под пальто и при шикарном макияже. Ну чертовски хороша, как ни крути. Синицына сразу взгрустнула, когда она теперь сможет носить такие платья и каблуки?

— Ты чего такая невесёлая? — Ляля не успела еще как следует причалить, а на нее уже обратились все взоры присутствующих.

Даже официант, до этого вяло ковыряющийся в зубах парнишка лет двадцати, тоже со всех ног бежал к их столику.

— Будешь тут веселой, — зло брякнула Юна, — Заказывай давай поскорее, я заколебалась тебя ждать! Есть хочу!

— Ой ты Божечки! Меньше съешь — худее будешь. Народная мудрость. Нам два кофе, пожалуйста. — обратилась она к официанту.

— Один, — слишком резко поправила Юнона, сама от себя того не ожидая. — Один кофе и облепиховый чай. И пироженку с малиной. И мороженое с абрикосом. И...

— Эй, тормозни! Ты чего? — вылупилась на нее Ляля, привыкшая, что Юнона на вечной диете.

Впрочем, как и сама Ляля.

Все, что она позволяла себе из сладкого и был тот латте с маршмеллоу. А никакие не пирожные и мороженое.

— Не тормозну. Есть хочу.

— А мне кофе и овощной салат, — отпустила Ляля официанта и перегнулась к Юноне, приложив руку к ее лбу.

— Ты чего, рехнулась что ли под старость лет, подруга? Я тебя не узнаю, колись, что не так?

Синицына поджала губы и отвернулась в сторону, делая вид, что разглядывает редких прохожих.

— Только не говори мне, что ты того...

Ляля округлила глаза и даже рот приоткрыла.

— Того, — передразнила Юна.

— Да ладно? — заорала Ляля, чем изрядно напугала сидящую неподалёку пожилую пару, — А Макс что говорит?

Юнона выпятила нижнюю губу и не выдержав, разревелась. А заодно поведала подруге о своих злоключениях.

— Ну никогда бы не подумала, что Добровольский такой козел!

Юнона развела руками, что могло означать все, что угодно, и вновь всхлипнула.

— Но ты же не будешь оставлять ребен... — Ляля осеклась под строгим и удивлённым взглядом подруги, — Или будешь?

— Конечно буду. Что за вопросы...

— Но ты же понимаешь, какую ответственность берёшь на себя? Какое ярмо на шею взваливаешь? А если там двойня, ты об этом подумала? А если тройня или вообще четверня?

Юна вдруг некстати вспомнила свою новую знакомую и покачала головой.

— Ага, тридцать три богатыря. Нет там никакой двойни. Я уже на узи была.

— И все равно я бы на твоем месте...

— Но ты не на моем месте, — раздражённо перебила Юнона, — Поэтому твои рассуждения не уместны.

Ляля пораженно молчала, не узнавая подругу, и только качала головой.

Немного подумала и выдала:

— Ну ладно. Рожай, если хочется.

— Спасибо за разрешение!

— Только не обжирайся. У меня одноклассница на двадцать пять кило поправилась и превратилась в маленького бегемотика. Думали лопнет быстрее, чем родит.