Моя бровь претенциозно взлетает.

Какого чёрта моему ребёнку указывает какой-то левый пудель?!

— А завтра, я обещаю, что привезу тебе настоящий футбольный мяч. Спортсменов тоже уважают. Необязательно доказывать силу кулаками. Постарайся быть послушным ради мамы. Ты же не хочешь её огорчать?

— Не хочу… — звучит насупленный бубнёж из салона.

Мои челюсти и кулаки сжимаются.

Знаете, как это называется? Бессовестная манипуляция — вот как!

Делаю несколько широких шагов к машине. Марина решительно встаёт у меня на пути.

Так и застываем в метре друг от друга. Воздух сгущается... Она сменила духи, и эти новые полосуют лёгкие инеем.

В нашу немую бесконтактную схватку влезает кудрявый.

В углу глаз за прозрачными стёклами очков расходятся лучи морщин. Он старше Марины лет на пять, может, больше.

— Марина, что-то случилось?

Напрямую у меня не спрашивает. Сразу видно, кто в детстве играл только в хорошие, полезные игры...

— Нет, старый знакомый... — натянуто улыбается она, сжимая пухлые детские пальчики.

— Мам, больно! — выдаёт ступор матери Лёша, прослеживая её взгляд на меня. Хмурится совершенно по-взрослому с различимым любопытством и настороженностью. — Ты кто?

Смотрю с зелёно-голубые глаза сына и чувствую, как в раскуроченной груди разливается незнакомое тепло.

— А это, Алёша, никто, — сухо отвечает Марина.

Свирепо втягиваю воздух.

Вот так, да?.. Кудрявый, значит, хозяйничает, а я пустое место?

— Как это — никто?

Лёша аж приоткрывает рот. Не понимает…

— Это не надолго, — ухмыляюсь, испепеляя её взглядом.

Марина зажимает букет подмышкой, достаёт из небольшого рюкзачка ключи и порывисто протягивает своему растерянному мужику.

— Иван, вы пока поднимайтесь. Я догоню.

Его губы сжимаются в неодобрительную нить.

— Ты уверена?

— Топай, Ванечка, — Из последних сил стараюсь выглядеть непринуждённо, пряча кулаки в карманах брюк, чтобы окончательно не напугать сына. — Ты ведь не дурачок, верно?

Меня бомбит от того, что Марина доверяет ему ребёнка и ключи от квартиры. Но присутствие Алёши меня сковывает, я не слишком хорошо себя сейчас контролирую, поэтому вынужден поддержать её в этом решении.

Мальчишка переминается с ноги на ногу, не спеша следовать за более понятливым старшим.

— Анечка не дуачок. Он — ебужонок! — вдруг выдаёт сын на полном серьёзе, прижимая к груди коробку с конструктором.

Агрессия, повисшая в воздухе, внезапно разряжается и застревает в горле истерическим смехом.

Мелкий жжёт!

Иван обескураженно поправляет очки под моё судорожное покашливание.

— Идите уже! — стонет Марина, закрывая руками лицо.

Я тяну время, наблюдая за тем, как кудрявый помогает Лёшке преодолеть ступеньки.

— Серьёзно? — поворачиваюсь к ней одновременно с хлопком парадной двери. — Ты доверила воспитывать ребёнка… ебужонку?!

— Он Верблюдов! Просто Лёше сложно выговорить полную фамилию, а сокращение «верблюд» в его исполнении звучит ещё хуже…

Марина продолжает смотреть на дом, отчаянно кусает губы, стараясь скрыть едва заметную улыбку.

Проглотив едкий комментарий, лишь веду бровью, не узнавая в этой умилённой женщине стервозную училку, которая постоянно щёлкала меня по носу, когда теряла контроль над ситуацией.

У тебя появились личные слабости, да дорогая?

— От кого у тебя ребёнок?

— А на каком основании ты меня допрашиваешь?

То, как она смотрит на меня, явно расчленяя в своём воображении, будоражит кровь, добавляя разговору особую пикантность.

— Простая математика: мне — почти двадцать три, Алёшке — года три. Вычитаем срок беременности, учитываем, что он совершенно не похож на Гарика и однозначно не в родстве с этим горбатым… Мне продолжать?