— Выставить на торги, — перебил Адэр. — Может, найдутся ценители старья.

— Будет исполнено, мой правитель, — откликнулся Гюст.

Они подошли к крутой деревянной лестнице, ведущей на крышу. Охранитель — детина сельской наружности — попрыгал на ступенях, проверяя их на прочность. Ступени скрипели и гнулись. Мун и Кебади переглядывались, надеясь, что им не придётся карабкаться наверх.

Охранитель скрылся за дверцей, из которой тянуло морозной свежестью, и вскоре вернулся:

— Можно идти, мой правитель.

Адэр усадил Парня рядом с Гюстом, приказал охранителям помочь старикам и взошёл по лестнице. За дверцей обнаружилась площадка, огороженная перилами из прутьев. Ступив на почерневшие тесины, Адэр замер в нерешительности. Крыша имела сложную конструкцию: множество скатов примыкали друг к другу и образовывали коньки и рёбра. В скупых лучах осеннего солнца блестели флюгеры. Ввысь тянулись каминные трубы.

Поборов страх, Адэр приблизился к перилам, старясь смотреть не вниз, а вдаль. Здесь небо казалось ближе, солнце холоднее, ветер злее. В воздухе кружили листья, дым из труб уносился к горизонту. Справа виднелся краешек голого сада — бóльшая часть пряталась за крылом замка. Всё остальное пространство занимала пустошь: камни, островки пожухлой травы, кустарники.

— Здесь всегда было так? — спросил Адэр, когда рядом с ним встали Мун и Кебади.

Старики заговорили, перебивая друг друга и указывая в разные стороны. Там был луг, а там селение, в котором Мун, будучи мальчишкой, торговал рыбой. Чуть дальше росла берёзовая роща, в ней Кебади встретил свою любовь. В лютую зиму рощу срубили, пни выкорчевали. За ней когда-то был пруд, он превратился в болото и высох. А там находился конный завод. Беглые искупленцы убили коннозаводчика и забрали лошадей. Селяне закончили дело: растащили всё до кирпичика. Лиходеи не пожалели даже кладбище, где Кебади похоронил жену и детей. Надгробия разломали, могилки затоптали. Теперь там ковыль-трава расстилается.

Адэр слушал стариков, испытывая радость. Земля не мёртвая — живая. Просто высосана сорняками и высушена ветром. Грунтовые воды близко. На нужды замка хватает одной водозаборной скважины. А если таких скважин соорудить десяток?

— Мой сад похож на дремучий лес, — сказал он, когда старики выдохлись.

— Прикажете проредить? — спросил Мун.

— Ни в коем случае. Сколько у меня садовников?

— Восемь.

— Найми ещё восьмерых. Выбирай толковых.

— Будет исполнено, мой правитель, — кивнул Мун и замялся. — Я понимаю, ещё рано, но может, вы слышали что-то о Малике?

— Скорее всего, она уже в Ракшаде. Неделю назад мне сообщили, что красный корабль видели недалеко от Ориенталя. Это половина пути.

Мун вздохнул полной грудью:

— Спасибо, мой правитель.

— Корабль шёл в сцепке с двумя судами. Не подскажешь, что это означает?

Губы Муна растянулись в улыбке.

— Иштар побеспокоился, чтобы женщин не укачало.

Женщин? Иштару плевать на Галисию. Он не умеет беспокоиться. Он способен только на хитрость и обман. Лучше бы старик промолчал.

Вернувшись на чердак, Адэр бросил Гюсту:

— Я передумал. Мебель оставить.

В кабинете, обложившись бумагами, сидел Джиано. Советник по религиозным вопросамвызывал у Адэра двоякое чувство. Молодой человек с нескладной, как у подростка, фигурой, открытым лицом и лучистым взглядом подкупал своей искренностью. С другой стороны, как может человек исповедовать религию ахаби и говорить, что все остальные веры истинны? Не кривит ли он душой, поклоняясь другим Богам?

— Изучили, советник Джиано? — поинтересовался Адэр и, подойдя к камину, протянул руки к огню.