— Она в твоей кровати. Это неправильно, шабира.

— В Приюте Теней все равны.

— Для тебя готовили дворец шабиров. Там испокон веку жили воины-вестники. Я не знаю, почему хазир передумал.

— Я не воин-вестник.

— Ну и что? Во дворец увели половину служанок. Я тоже просилась. Хотела посмотреть на тебя хоть одним глазком. Но туда брали только молодых. А теперь шабира лежит рядом со мной. Не знаю, чем я заслужила у Бога эту милость.

Малика подсунула ладошки под щёку:

— О чём ты пела?

Кенеш встала перед ней на четвереньки, уткнулась лбом в пол:

— Накажи меня.

Её поведение было понятно: в Ракшаде все должны говорить на шайдире, а песня звучала на незнакомом языке. Галисия тоже должна общаться на шайдире, однако не задавалась целью выучить язык и тем самым вынуждала Малику нарушать закон. Хорошо, что к ним никто не приходит.

— Ты не ракшадка?

— Я родилась в Голых Песках, — ответила Кенеш.

Вот почему не удалось перевести её имя. Ракшада — «цветок в тени». Джурия — «услада глаз». Иштар — «покровитель войны». Шедар — «ярче солнца». Альхара — «твёрдый шаг». Хёск — «небесный свод». Все ракшадские имена что-то означают.

— Ты запела спросонья — это простительно. Люди видят сны на родном языке. Так о чём была твоя песня?

Кенеш села на пятки:

— О маленькой девочке, которая боялась темноты.

— Женщины прикасаются к моим ногам. Зачем?

— Загадывают заветное желание.

— Какое загадала ты?

— Моя мать говорила: «Держи желание в кулачке, иначе не сбудется». Но тебе скажу.

— Не надо, Кенеш. А вдруг твоя мама говорила правду. — Малика поворочалась, пытаясь уснуть. Из-за косичек, стянутых в тугой клубок, болела голова. Решив отныне завязывать волосы в привычный узел на затылке, попросила: — Расплети меня.

Ей не нужны родники, река её жизни никогда не будет полноводной.

Проворные пальцы принялись распутывать пряди.

— Кенеш, зачем Бог создал женщину?

— Услаждать плоть мужчины и рожать детей.

— И всё?

— Потом служить тем, кто услаждает плоть мужчин и рожает детей. — Кенеш улыбнулась. — Хочешь знать, зачем Бог создал тебя?

— Хотелось бы.

Кенеш уселась поудобнее и повела рассказ:

— Тот год был жарким. В Алой Пустыне плавился песок. Деревья крошились, как сухая лепёшка. Источники кипели и превращались в дым. Народ Алого Песка кочевал от одного умирающего оазиса к другому. Вожака племени звали Ташран.

«Большой камень», — мысленно перевела Малика.

— Они дошли до родника в Живой Пустыне, но там жил другой народ. Их главарь обнажил клинок и потребовал, чтобы Ташран убирался восвояси. Главарь поступил плохо. В засуху даже звери пьют из одного родника и не нападают друг на друга.

— Они подрались? — спросила Малика.

— Нет, шабира. Ташран был отважным воином, но пожалел своих людей: они были слишком измучены. Велел им наполнить бурдюки водой и повёл их дальше. Племя поднялось на три бархана и три раза спустилось, как вдруг донеслись крики. Ташран взял отряд воинов и поспешил назад. Как оказалось, в оазис пришли другие кочевники, рослые и чернокожие, и устроили там резню.

— Ташран заступился за людей Живого Песка?

Кенеш погладила Малику по голове:

— Он смотрел, как наказывают его обидчиков, и славил Бога. Главарь, который выгнал его, истекал кровью. Мужчины, которые смеялись над ним, падали, пронзённые стрелами. Женщины, которые кричали вслед ему обидные слова, рыдали над мёртвыми детьми. Ташран хотел уйти, но увидел юную девушку. Она с клинком в руке защищала беременную мать.

— Это была Ракшада, — догадалась Малика.

— Это была Ракшада, — подтвердила Кенеш. — Кочевники не ожидали, что на них нападут сзади. Ташран выиграл бой. И Ракшада сказала ему: «Бог наказал нас за то, что мы тебя прогнали. И протянул нам руку, послав тебя к нам на помощь. Отныне ты хазир».