Кебади улыбнулся:

— Я тоже думаю, что Странник — морун.

Адэр вместе со стулом придвинулся к столу:

— Морун-мужчина.

— Мужчина, — кивнул летописец. — Раньше у морун все дети рождались морунами. Теперь у них всего одна дочь-моруна. Сыновья не наследуют их способности.

Худшей судьбы для народа не придумать. Не надо войн и бедствий, чтобы стать вымирающим.

— А знаешь, Кебади, ведь Зерван мог влюбиться в моруну, — предположил Адэр. — Неравные браки всегда были запрещены. Зерван задумал сбежать с возлюбленной, вместе с ней сочинил пророчество и ждал удобного случая.

— Ждал двадцать лет?

— Короли ведут двойную жизнь. Во дворце — супруга, в сердце — любимая женщина. Одно другому не мешает.

— Его супруга умерла через год после свадьбы. После её смерти он правил тринадцать лет. — Кебади сник и стал похож на каплю чернил, свисающую с кончика пера. — Если бы Зерван любил моруну, он бы светился от счастья. А он был несчастным человеком.

Перед внутренним взором возникли портреты Зервана. Грасс-Дэмор процветал, а правитель угасал, будто что-то высасывало из него жизненные соки.

— А я? Я счастлив? — спросил Адэр.

Кебади впился в него взглядом. Сожалея о вылетевших словах, Адэр водил пальцами по обложке тетради. Поздно натягивать на лицо равнодушную маску. Старик успел прочесть всё, что надо и не надо, потому и молчит.

— Вы хозяин своей судьбы, — наконец произнёс он.

— Я даже себе не хозяин, — вымолвил Адэр и потёр грудь. Жжёт там что-то…

Глаза Кебади — светло-серые, почти бесцветные — влажно заблестели. Адэр скривился. Вот только не надо сантиментов! Верный способ взять чувства под контроль — подумать о чём-то отвлечённом. Но мысли упорно возвращались к Страннику и Зервану.

— В пророчестве не говорилось о природных катаклизмах. Почему Странник не предупредил народ о землетрясениях, потопе и засухе?

— Вы в него не верите, — заключил Кебади.

Адэр положил тетрадь на стол:

— Сказкам верят простолюдины. Они верят всему, а другие этим пользуются. Необразованный, невежественный народ легко околпачить. А ещё легче запугать. Любая власть держится на страхе. Как думаешь, Кебади, на чём держится власть моего отца?

— На любви народа.

— Не будь таким наивным. Власть моего отца держится на страхе. Народ привык к спокойствию и благоденствию и боится перемен, которые принесёт с собой следующий правитель.

— То есть вы.

— То есть я. Моя ссылка в Порубежье усилила власть Могана. И если, к примеру, завтра я захвачу престол Тезара, а отца отправлю в изгнание — народ уйдёт за ним, Тезар опустеет. Я буду править подхалимами, лгунами, стяжателями и землями, заросшими сорной травой… Кебади! — воскликнул Адэр, поражённый внезапной мыслью. — Сколько лет ты провёл в замке?

— В этом году исполнится семьдесят восемь, мой правитель.

— Собирайся, идём на прогулку.

Через полчаса Адэр в сопровождении летописца и охранителей шагал по чердаку вслед за Муном. Позади процессии семенил Гюст. Большое помещение было загромождено старой мебелью, накрытой посеревшими от времени чехлами. Однако ни пыли, ни паутины Адэр не заметил. Мун исправно следил за чистотой и порядком. Без приказа правителя он не мог рассчитать многочисленную прислугу, набранную незадолго до переезда Адэра в Лайдару. Позволить ей бездельничать старик тоже не мог. Сменив униформу служанок на халаты уборщиц, смазливые девицы отрабатывали каждый грассель, получаемый из государственной казны.

— Почему не избавились от рухляди? — спросил Адэр, пробираясь между креслами.

— Это не рухлядь, мой правитель, — ответил Мун и махнул рукой. — Там стоит рояль, на нём играла матушка Зервана. Говорят, он звучал бесподобно. А там комод из розового кедра. Комоду двести лет, а он до сих пор пахнет кедром. За ним кровать, на которой спал отец Зервана. А в том углу мебель из детской комнаты. А там…