Она медлит, чуть-чуть. Правильно, у двери -то лучше. В случае чего, свалить можно будет быстро. 

- Здесь! 

Тогда я делаю шаг вперед. 

Она явно хочет вжаться в дверное полотно, но сдерживается. Смелая глупая коза. 

Ее надо просто напугать, чтоб свалила. Потому что выволакивать ее силой из квартиры, когда сам в одном полотенце… Ну, это так себе идея. 

Но сначала разговор, да?

- Говори. 

- Почему ты не даешь мне нормально встречаться с парнями? 

- Маленькая еще. 

- Мне девятнадцать! Парочка моих одноклассниц уже детей родили!

- Мне плевать. Ты – не они. Сначала институт. Ты и так год прогуляла. 

- Ты говоришь, как отец! Но ты не отец. Не смей решать, что мне надо!

- Я – твой брат и опекун. 

- Не родной брат! И уже не опекун! Прекрати смотреть на меня, как на ребенка!

- Да ты и есть ребенок.

- Нет! Нет! 

Татка не выдерживает моего спокойного наставительного тона, которым я давлю ее, и кричит, сжав кулаки, еле сдерживая слезы. Мне ее с одной стороны жаль, а с другой… Бл*, такая она… Прижалась к двери, смотрит на меня загнанно , глаза огромные слезами сверкают. Кошка дикая. Царапучая. Хочется погладить. Успокоить, чтоб мурлыкала. 

Неправильно, Серый, неправильные мысли. 

Надо прогнать. 

Надо напугать. 

Показать,  что старший брат-мудак может быть еще большим мудаком. Чтоб просто слушалась.

Беспрекословно. 

- Я – не ребенок. Ты – не мой брат! – Татка неожиданно дергается ко мне и бьет маленьким кулачком по груди. 

И вот в тот же момент я перехватываю этот кулачок, резко разворачиваю к себе спиной с твердым намерением дотолкать сестру так до ее квартиры. И плевать, что раздетый. Похер! 

Она – такой силы раздражитель, что про все на свете забывается!

Но Татка неожиданно тихо стонет и прижимается ко мне спиной. Голая кожа ее плеч касается моей груди. 

И я замираю. Несмотря на то, что это - ожог. 

Это просто невыносимо: вот так близко, вот так остро. 

И стон ее еще – по нервам!

Я дурею, понимая какой-то,  еще пока нормальной, не атрофированной похотью, частью мозга, что не так  все  происходит, не то совершенно. 

Но ноги уже делают шаг, и руки сами действуют, прижимая тонкое тело сестры к двери. Она неожиданно тихо  всхлипывает. 

И отклоняет голову, подставляя мне беззащитную шею, сладко пахнущую кожу голого плеча, нежный затылок… 

И зверю этого достаточно, чтоб выпрыгнуть на волю. 

Зверь втягивает запах самки, зверю плевать на любые моральные нормы, на навязанные цивилизацией штампы. 

Если бы в этот момент Татка начала сопротивляться, да хотя бы голос подала! 

Я бы отпустил. 

Правда, отпустил бы. 

Но она молчит. Дышит тяжело. И ждет. Голову склонила в сторону в позе покорности. Да твою ж!..

Срываюсь окончательно, прижимаю ее сильнее, до резкого выдоха, перехватываю под грудью, наваливаясь всем телом. 

Наклоняюсь ниже. К вкусно пахнущей коже. И кусаю. Не сильно, но она вздрагивает в этот момент всем телом, так крупно и отчетливо, так сладко. 

И эта дрожь мне передается, голову окончательно сносит, и все мои запреты, все мысли о том, что нельзя ее трогать, что я – не то, что ей нужно, особенно в ее состоянии, особенно для первого раза, а я уверен, что у нее секса еще не было… Все эти мысли вылетают из головы со свистом, не задерживаясь там, не влияя на мое поведение. 

Я прикусываю сильнее, ладони перемещаются по ее телу, вздрагивающему от каждого моего движения, и это такой долгожданный кайф, что остановиться невозможно. 

Одна рука сжимает грудь, острые соски трогает, а вторая скользит , наоборот, вниз, за кромку трусов, которые она шортиками называет.