Но Багров не поддерживает мой шутливый тон и спокойно, даже слишком спокойно говорит:

— Жену моего друга похитили прямо у ее дома.

— Чего? — у меня перехватывает дыхание. — Когда?

— Давно.

— И она… с ней все в порядке?

— Уже да. Потому что ее вовремя стали искать.

У меня аж мороз прошел по коже.

Нихрена себе. Ну это хотя бы объясняет, откуда у Багрова такая паранойя.

— Прости, — снова повторяю я. — Я отработаю этот день.

— Почему ты не отвечала на звонки?

— Сначала телефон у меня на беззвучном стоял, а потом просто разрядился. А зарядки с собой не было. Честное слово!

Я зачем-то достаю мобильник из кармана и показываю Багрову. Видимо, в качестве доказательства.

— Видишь, он старый, не держит долго заряд.

— Дерьмо, а не телефон, — резюмирует Багров, глядя на мой старый поцарапанный мобильник с трещиной на экране. — Не можешь со своих заработков купить себе нормальный?

— Не твое дело, — вспыхиваю я.

— Даже того, что я тебе тогда оставил в клубе, хватило бы на два нормальных телефона, —задумчиво говорит он. — На что у тебя вообще деньги уходят? Азартные игры? Наркотики?

И почему-то это становится последней каплей.

То есть мало того, что я, по его мнению, проститутка. Так еще и наркоманка?!

Я молча встаю и швыряю в него телефоном, целясь прямо в лицо. Багров, демонстрируя профессиональную реакцию, молниеносно уворачивается, мобильник пролетает мимо и приземляется на асфальт.

Черт, как же телефон жалко!

Я швыряю в Багрова рюкзаком (тоже безуспешно), потом громко всхлипываю и бегу. Не знаю куда, мне неважно. Просто подальше отсюда, подальше от этого ужасного дня, от бесчувственного Багрова, от неподъёмной ответственности, под тяжестью которой я задыхаюсь.

Хотелось бы бежать долго-долго, пока не подкосятся от усталости ноги, пока я не упаду где-нибудь посреди зеленого поля и буду лежать, глядя в небо. Просто лежать и ни о чем не думать.

Но, конечно, мне не дают пробежать даже сотни метров. Куда мне тягаться с лучшим игроком столичной хоккейной команды?

— Отпусти меня! — я уже в голос рыдаю, отчаянно вырываясь из его рук. — Отпусти! Козел! Мудак! Скот…

Он снова зажимает мне рот.

— Не здесь, — спокойно поясняет Багров. — Если кто-то снимет твою истерику на видео, меня ждут неприятности. Можем поехать ко мне домой и там покричишь. Пойдет?

Я отчаянно мотаю головой.

— Тогда в машину хотя бы пошли.

«Пошли» — это, конечно, громкое слово. Мои ноги вообще не касаются земли, потому что Багров просто тащит меня к огромному черному «гелику», припаркованному прямо напротив служебного входа. Руку с моего рта он предусмотрительно не убирает.

И только когда меня запихивают в машину и двери захлопываются, я снова получаю свободу слова.

Но говорить у меня уже нет никакого желания — я просто реву, уткнувшись в ладони. Затем пытаюсь врезать Багрову по морде — к сожалению, безуспешно. А потом, когда заканчиваются и силы, и слезы, я просто молча откидываюсь на спинку кресла, смотрю в окно и говорю бесцветным голосом:

— У меня бабушка в частном доме престарелых. У нее деменция. Это после инсульта началось, два года назад. Сначала было еще более-менее, а сейчас совсем все плохо. Поэтому все деньги, которые я зарабатываю, уходят на оплату ее содержания в этом пансионате. Больше ни на что не хватает. Еще вопросы есть?

Багров потрясенно молчит.

Я нервно кусаю губы.

Черт, зря я, наверное, все так на него вывалила. В конце концов, он мне никто. Да и какое ему до меня дело?

Не дай бог еще жалеть сейчас меня начнет.

— Что ж, раз вопросов больше нет, то я…

— Почему это должна делать ты? — перебивает меня Багров, не давая договорить. В его голосе нет и намека на жалость, и мне от этого становится ощутимо легче.