— Потому что больше некому, — поясняю я. — Так вышло. Мама давно умерла, а других близких родственников у нас с бабушкой нет. Но я справляюсь, ты не думай.

— Знакомо, — в голосе Багрова звучит что-то новое, непривычное, и я поворачиваю голову, чтобы поймать его взгляд. Но он тоже смотрит в окно, в противоположную от меня сторону, и я вижу только его мощный короткостриженый затылок и напряженную спину.

— Что знакомо?

— Когда не на кого рассчитывать. Когда или ты, или никто. Но мне повезло больше — я не должен был ни о ком заботиться, кроме себя.

Я с запозданием вспоминаю, что читала что-то такое про него. «Сирота», «рос в деревне», «сделал себя сам», «талант, который преодолел все преграды»… Звучало, конечно, красиво, но вряд ли это было так легко и просто, как описывалось в тех статьях. Мне вдруг становится до ужаса интересно, как все было на самом деле, как он добрался до той вершины, где находится сейчас, и чего ему это стоило. Но подозреваю, что это не та тема, на которую Багров с удовольствием будет говорить.

— Что ж, — я выдавливаю из себя слабую улыбку, — получается, мы с тобой в чем-то похожи.

— Похожи, — он поворачивается ко мне, и мы наконец встречаемся взглядами.

В его холодных серых глазах по-прежнему нет жалости, но есть что-то гораздо более ценное. Живой интерес. Уважение. Понимание.

И за это, кажется, я готова простить ему и хамские выпады, и грубое, как у неандертальца, поведение.

— Ты сегодня туда уезжала? — спрашивает он. — В больницу?

— Это не больница, а скорее пансионат, — поправляю я. — Но да, туда. К бабушке. Мне позвонили и сказали, что… Неважно. В общем, надо было срочно приехать.

— Серьезная проблема?

— Думали, да. Но пока обошлось.

— Хорошо.

Мы снова молчим, но это молчание не гнетущее, в нем есть спокойствие отшумевшей бури и странная умиротворенность.

— Пойдем, — вдруг решительно говорит Багров.

— Куда? — не понимаю я.

— За твоими вещами.

Ох черт! Телефон! Рюкзак! Они же так и остались лежать на асфальте.

А в рюкзаке паспорт, проездной и кошелек с карточками…

Вот я дурында!

Я вихрем вылетаю из машины и бегу к месту нашего сражения. Слава богу, никто случайный здесь не ходит, так что вещи мои в целости и сохранности.

Ну… Почти в целости…

Я верчу в руках телефон с вдребезги разбитым экраном и ругаю себя на все лады. Истеричка, блин! Швыряться телефонами в мужиков — это что-то на богатом, а мне с моим скромным бюджетом надо было как-то посдержаннее себя вести. Шишкой в него бросить, к примеру.

— Мусорка там, — говорит мне подошедший со спины Багров.

— Что?

— Говорю, выкинь этот хлам, — кивает он на мой разбитый телефон. — Ты ему уже ничем не поможешь.

— Интересный ты! — возмущаюсь я. — А новый я где возьму?

— Я тебе куплю.

Я смотрю на него с подозрением: не шутит ли? — а когда понимаю, что нет, не шутит, вздыхаю и говорю:

— Ты, наверное, как-то не так меня понял. Не надо этого, ладно?

— Ты из-за меня его разбила, я просто компенсирую.

— Я его разбила не из-за тебя, а из-за того, что я психованная, — бурчу я. — Дури во мне слишком много.

— А мне нравится! — вдруг заявляет он. — Ты забавная.

И пока я хлопаю глазами от удивления, Багров вдруг улыбается мне. И, черт, как же ему идет улыбка! Его лицо моментально преображается, будто освещаясь изнутри солнцем, и я завороженно любуюсь им, словно в жизни не видела ничего красивее.

Но мимолетная теплая улыбка исчезает так же быстро, как и появилась, Багров снова хмурит брови и спрашивает меня:

— Ты есть хочешь?

— Нет, — честно говорю я. Кажется, от всех сегодняшних нервов у меня совершенно пропал аппетит. — Домой хочу.