С жутким хрустом костей выгибается в спине, раздается в размерах и встает на задние лапы. Когтистые пальцы вытягивают, суставы с щелчками выворачиваются и надо мной нависает мохнатое чудище, от которого пахнет кровью, шерстью и чем-то мускусным.

У меня мозг сжимается, нейронные связи, которые ответственны за восприятие реальности, вспыхивают огнем и затухают. Мы отказываемся верить в оборотней, в их мускулистые лапы, хвосты и клыки. Я сплю и вижу кошмар, а раз это сон, то я просто дождусь пробуждения.

— Кричи, — Горан стискивает мой подбородок в пальцах, и его когти впиваются в кожу.

— Я не могу, — шепчу, и по позвоночнику бежит озноб. — Я бы хотела покричать, но не могу.

— О, я тебя заставлю кричать, — наклоняется и его нос почти касается моего, — но после твоего ужина.

Я роняю нож и уже не против нырнуть в беспамятство. При желании Горан может мне откусить лицо, а когтем легко вскроет глотку.

— Рыдать будешь от моего члена, — клыки обнажает и злобно выдыхает в лицо. — Будешь умолять остановиться.

Говорит отвратительные и пугающие вещи, а у меня от его рыка кровь приливает к низу живота и промежности. Мне страшно, я на грани обморока, а тело запускает те процессы, которые сейчас совершенно неуместны.

— Я готова умолять, чтобы ты и твои друзья не начинали, — сдавленно отвечаю. — Дайте мне уйти.

— Я чую твой запах, милая Мила, — хрипит и зубами поскрипывает. — Маленькая шлюшка.

Отпрянув, покидает гостиную пружинистым шагом, а я возвращаюсь к мясу. Переворачиваю поджаристые ломтики и складываю их на кусок картонки. Лезу в коробку, в которой лежит нетронутая пицца с пеперони и подхватываю пальцами пакетики с оливковым маслом и острым соусом. Жаль соли нет, но чем богаты, тем и рады.

Сидя на шкуре, внимательно пережевываю кусочек медвежьего языка. Не сказать, что я восхищена, но съедобно. Будь у меня в распоряжении сковородка, специи и нормальная плита для готовки, то получилось бы куда вкуснее, но увы.

Сердце жесткое, почки отдают мочевиной, что неудивительно, ведь их надо перед жаркой, варкой и тушением вымачивать в молоке. Соус и оливковое масло немного спасают ситуацию.

Тщательно жую каждый кусочек, не тороплюсь и тяну время. Не прельщает перспектива кричать и рыдать от членов оборотней, пусть и трусы у меня мокрые. Если я и планировала терять девственность, то с человеком и по любви, а тут… Перевожу взгляд на лезвие ножа, что крепко держу в руке. Если я не могу чудищ отправить на тот свет, то себе глотку полоснуть в состоянии.

— Нет, — надо мной склоняется Йован с влажной бородой, с которой срывается несколько капель воды, и вытягивает из моих пальцев нож. — Даже не думай.

10. Глава 10

Я оглядываюсь на Йована и выдыхаю. Вокруг бедер обмотано полотенце, которое, конечно, недвусмысленно натянуто над внушительным бугром, но, в принципе, все приличия соблюдены. Относительно. Грудь и пресс у него все еще голые, но мужчинам простительно оголять торс.

Вертит нож в руках и смотрит в глаза. С бороды падают редкие капли воды, приземляются на мускулистую грудь и стекают струйкой к напряженным кубикам живота. Влажные волосы зачесаны назад. Так, оскорблениями не кидается и лицо не лижет.

— Я хочу домой.

— И?

Видимо, для Йована недостаточно моего страха и желания свалить из леса, чтобы проникнуться ко мне эмпатией и жалостью.

— Ты мне кажешься самым адекватным…

— Как интересно, — с щелчком закрывает нож и вскидывает бровь, — в ход пошли женские хитрости и попытки нас стравить?

— Стравить? — я хмурюсь и качаю головой, — нет… я о том, что ты бы мог поговорить со своими друзьями и донести им, что мне тут не место.