Она обдумала свои варианты. Самым правильным решением казалось просто не отвечать ему, но почему-то она знала: он попробует снова. Неохотно она решила отправить ответ, нечто настолько безличное, насколько возможно, дав ему понять, что его чувства не взаимны. Эбигейл начала составлять письмо. Должно ли оно быть резким? Нет, лучше не стоит. Ей меньше всего хотелось разозлить этого парня. Письмо должно быть вежливым, но решительным, чтобы он понял, что ему не рады. Она также хотела, чтобы письмо преуменьшило то, что произошло между ними в Калифорнии, просто на тот случай, если его прочитает кто-то другой. Ей не надо было подтверждать то, что произошло. Черт, она ведет себя как преступница… При этой мысли Эбигейл поморщилась. И написала:

Скотти, было очень приятно познакомиться. Да, моя свадьба состоится через три дня, так что я в нетерпении. Спасибо, что вспомнили обо мне, и всего вам хорошего.

Она перечитала его не менее десятка раз и наконец решила, что это идеальный компромисс между любезностью и уверенностью, что он правильно ее поймет. Опасаясь, что это может показаться слишком позитивным, убрала «так что» и нажала «отправить».

Спустя двенадцать часов ответа все еще не было.

Эбигейл сказала себе, что это письмо – последнее, что напомнит ей о незнакомце, с которым она переспала на своем девичнике.

– Сколько у тебя до этого было мужчин?

– Прости? – удивилась она. – Это не твое дело.

– Но ведь это часть того, о чем мы говорим, верно? – спросил он, слегка откинувшись назад и потянувшись за бокалом вина.

Они говорили о браке, или, точнее, о предстоящем – ровно через три недели – браке Эбигейл, и о том, что она могла лишь признаться, что на девяносто девять процентов уверена – «на девяносто девять целых девяносто девять десятых, правда», – что поступает правильно.

– Это не обязательно часть того, о чем мы говорим, – сказала она, потянувшись за своим бокалом, хотя тот был пуст. Он взял бутылку и, подлив ей вина, произнес:

– Это как сказать, что секс не является частью брака.

– Ты знаком с моими родителями? – спросила она. Это было сказано скорее в шутку, нежели всерьез. Ее родители жили раздельно; по крайней мере, это была их версия раздельного проживания: ее отец переехал в маленькую квартиру-студию над гаражом.

– Думаю, ты слабо себе представляешь, чем занимаются или не занимаются твои родители в спальне.

Он налил ей слишком много вина, но вино – пино нуар – было восхитительным, и Эбигейл сделала большой глоток. «Сбавь обороты», – сказала она себе. Впрочем, это девичник (ее собственный девичник, кстати), и хотя все ее подружки куда-то исчезли в дымке предыдущих часов, она все равно имела право выпить вина с голубоглазым бородатым парнем в винтажной фланелевой рубашке и с обручальным кольцом на пальце. Типичный калифорниец, подумала она, – ослепительно-белые зубы, плетеный кожаный браслет с подвеской из зеленого камня… Впрочем, она не имела ничего против. В конце концов, они в Калифорнии, на террасном патио, окруженном оливковой рощей. Эбигейл придвинула свое кресло чуть ближе к угасающему огню.

– Пожалуй, это даже и хорошо, – сказала она.

– Что именно?

– Не знать, чем занимаются мои родители в спальне.

– Разумная мысль, – сказал мужчина. Эбигейл не совсем понимала, к чему тот клонит, но затем он встал, поднял свое кресло и придвинул его ближе к костру. – Тут, кроме нас, никого не осталось…

– Ты только сейчас это заметил? – сказала она.

– Не могу отвести от тебя глаз, – ответил он чуть насмешливым тоном.

– Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, да? – спросила Эбигейл и тотчас испугалась, что он уже сказал ей об этом, а она забыла.