– Честно говоря, я устала, Эбигейл, – сказала ее мать. – Но ты оставайся. Ты молодая.

Эбигейл не хотела слишком близко подходить к родителям, чтобы те не почувствовали запах водки в ее дыхании, и лишь помахала им на прощание, когда они поднялись по лестнице на улицу. После этого она вернулась в кабинку, где Мартин Пилкингем развлекал гостей и хлестал скотч. Она знала его всю свою жизнь и воспринимала как родного дядю, даже больше, чем ее настоящих дядей.

Ближе к закрытию, когда бар почти опустел, Закари, держа в руке пинту «Гиннесса», потянул Эбигейл в темный угол паба. Он коснулся ее лица, и она почувствовала в его дыхании запах алкоголя.

– Это кажется неправильным, но при этом таким правильным, – произнес он.

Именно его ладонь на ее лице, а не сами слова, стала причиной того, что эта фраза прозвучала так, как будто он выучил наизусть сценарий, из-за чего Эбигейл почувствовала слабость в коленях. Закари взял ее за руку, и они прошли по извилистым коридорам гостиницы в его комнату.

Она больше никогда не видела Закари, если не считать эпизода в сериале «Закон и порядок: Специальный корпус» и отвратительного инди-фильма ужасов под названием «Призраки». На следующий день после вечеринки по случаю окончания сезона Эбигейл пошла на пробежку со своей подругой Зои и рассказала ей обо всем. Но на самом деле она хотела рассказать это Тодду. В конце концов, он был ее другом, и ей казалось неправильным, что она не может поделиться с ним этим знаменательным событием.

Эбигейл договорилась с Тоддом встретиться на следующий день за обедом, после его смены на поле для гольфа, и рассталась с ним, сказав, что, по ее мнению, в последний год обучения в старшей школе им лучше быть каждому самому по себе. Он как будто испытал облегчение.

– Уменя было четверо мужчин, – сказала Эбигейл бородатому парню, чьего имени она все еще не знала. – Не так уж много, я знаю. Примерно среднее количество, наверное.

Он натягивал свитер-кардиган, и Эбигейл пожалела, что у нее нет чего-то теплого, чтобы самой накинуть на плечи. В костре все еще тлели угли, но жар, который он излучал, давно остыл. Тем не менее ночь была слишком идеальной, чтобы думать о том, чтобы пойти внутрь. Небо было в россыпи звезд, а воздух напоен ароматом лаванды, росшей по краю патио.

– Я всегда слышал, – сказал он, – что, когда мужчина говорит вам, сколько у него было женщин, нужно уменьшить это число вдвое, а когда женщина говорит, со сколькими мужчинами она спала, то это число нужно удвоить.

– То есть ты думаешь, что у меня было восемь мужчин?

– Нет, я так не думаю. Я думаю, ты говоришь правду.

– Вообще-то да. Мне нечего терять. Я больше никогда тебя не увижу.

– Да, скорее всего. Это немного грустно.

Эбигейл подвинулась вперед в своем кресле, чтобы быть ближе к умирающему костру.

– Ты замерзла? – спросил он.

– Немного. Но не настолько, чтобы пойти внутрь.

– Хочешь мой свитер?

– Да, если ты серьезно, – неожиданно для себя ответила Эбигейл.

Не успела она договорить, как он снял свитер и протянул его ей. Она заметила, какой он худой и мускулистый под узкой фланелевой рубашкой. Она просунула руки в свитер, еще хранивший тепло его тела. Одно из тлеющих поленьев в костре громко треснуло. В джинсах снова зажужжал телефон. Пришло сообщение от Кайры:

Ты в порядке?

Эбигейл быстро напечатала ответ:

Все отлично. Собираюсь ложиться спать. Увидимся на завтраке?

Прямо на винограднике стоял отель, двенадцать номеров, и именно там остановились участницы девичника Эбигейл. У нее был свой номер люкс; Кайра делила номер с Рейчел, а Зои – со своей сестрой Пэм, которая приехала из Сиэтла.