— Не пропустим! — рявкает Петшу.

Со смехом сворачивают с дорожки за угол следующего домика, и опять раздается вой. Тройной. Зовущий, обещающий и насмешливый.

— Так, милая, — Петшу разворачивается ко мне и грозит пальцем, — никаких гостей и чашечек кофе. Я сам, как они, был и вот что я тебе скажу…

Брови хмурит и молчит, нагнетая интригу. Через несколько минут тишины я не выдерживаю:

— Что?!

— Поматросят и бросят, — глубокомысленно изрекает Петшу и плетется прочь, — я сам скольких девок перепортил, скольких волчиц…

Я рот открываю, и брови мои ползут на лоб. Я ведь не ослышалась? Нет. Или показалось? Или это метафора такая была? Любят же некоторые мужчины сравнивать женщин с тигрицами и пантерами. Они могут быть и волчицами.

— Кто рыдал, кто выл, — качает головой Петшу.

— Выл? — в ужасе шепчу я.

Петшу оборачивается через плечо и печально вздыхает:

— Надрывно выли, милая. И с чувством, которое известно только влюбленному сердцу.

А в мутных глазах замечаю искорку самодовольства. Ах ты, престарелый ловелас.

— Волчицы? — едва слышно уточняю я.

— Ну не девки же, — он кривится, — вы же не умеете выть, а если пытаетесь, то слушать больно.

Разворачивается ко мне и повелительно кивает:

— Вот попробуй.

— Что?

Возможно, от недосыпа я не понимаю Петшу, и мне слышится всякая ерунда? Или, возможно, я сплю сейчас в кровати и мне видится странный сон. Реальность вокруг какая-то вязкая и гнетущая.

— Повыть.

— Зачем?

— Хочу послушать, — Петшу пожимает плечами, — может, у тебя получится.

— Я не хочу, — под пристальным взглядом старика я будто приросла к крыльцу.

— Вой, — тихо говорит он.

Я не желаю расстраивать старого Петшу, поэтому имитирую слабый вой. Ситуация, конечно, абсурдная, но меня пугает метла в его руках.

— Ну что это? — цокает он. — Выпусти песню из живота, затем груди и голосовые связки пусть играют.

Вскидывает лицо к небу, и я вздрагиваю от протяжного и глубоко воя, что летит над крышами домиков к небу. Кажется, что сама земля и крыльцо под ногами вибрирует. Пячусь, передернув плечами в холодном ознобе, когда песне Петшу отвечает другой вой. Медленно закрываю дверь, проворачиваю ключ и задвигаю засов.

— Вот дурная, — кряхтит голос Петшу на улице. — Вдруг получилось бы человека научить волчьей песне.

3. Глава 3. Медведь, грибы и загадочный дом

— Да чтоб тебя укусила за жопу ядовитая жаба! — подскакиваю на ноги и рычу в экран. — Хочешь вибрации, то купи вибратор!

Хватаюсь за волосы и слышу голос Петшу:

— Вот! — он вскидывает руку с полотенцем. — Вой! Вот прямо сейчас! Вот это и есть тот момент! Чувствуешь, человеческое дитя, позыв к вою?!

Пожилая пара в углу и дредастый парень за столом у окна вздрагивают. Переводят взгляд с Петшу на меня и вновь недоуменно взирают на чокнутого старика, который хмурится и отмахивается:

— Да что ч тебя взять, глупая!

И в этот момент в мессенджере выскакивает сообщение от заказчика:

“Надо не шесть кругов, а семь, и пусть идут рябью, но чтобы незаметно”

Сжимаю кулаки, закрываю глаза, поднимаю лицо, и мышцы на шее сводит судорогой злобы. Из глубин груди поднимается утробный и глухой рык, который обращается в вой отчаяния и ненависти. Неделю. Целую, мать ее, неделю мне ковыряет мозг с кружочками и человечками.

— Да! — Петшу бьет кулаком по столу. — Вот оно!

— Фриланс? — понимающе спрашивает дредастый парень.

Киваю и прячу лицо в ладони.

— Человек умеет выть, если его довести до ручки, — ухмыляется Петшу и довольно похлопывает ладонью по стойке, — я тебя чего-нибудь плесну за эту простую истину.

— Бурбона, — всхлипываю я и смотрю на него сквозь пальцы. — Я так больше не могу.