— Надо предупредить их отца, — вздыхает Фейн. — Накуролесят они дел.

— Нет! — взвизгивают и испуганно оглядываются. — Не смейте!

Юные бунтарки бледнеют, и я сочувствую им. Пришли сюда отчасти из-за желания выйти из-под власти отца-тирана. Хотели не просто ночь провести, но и найти в лице трех братьев защиту. Я сама так нырнула в отношения с бывшим, потому что на тот момент не видела другой возможности сепарироваться от родителей, которые контролировали каждый шаг.

— Не говорите их отцу ничего, — тихо начинаю я.

— Что это еще за женская солидарность? — вскидывает бровь Матей.

— Вам не понять, — вздыхаю я.

— Да! Не понять! — топает ногой правая сестрица. — Вот кто бы нам разрешил одного человека взять в плен? М?

— Она не в плену, — смеется Фейн. — Медведя встретила.

— Реального медведя, — цежу сквозь зубы я. — Огромного, мать его, медведя! Еще слюнявого! Мордой как тряхнул, веер слюней поднял, а я ромашки сидела рисовала.

— Ты рисуешь?! — охает правая. — Художница?

— Да, порисовываю, — накрываю лоб холодной рукой, — но сейчас редко получается урвать время для отдыха.

Не знаю почему я решила пожаловаться незнакомым девицам на жестокую жизнь, в которой мало времени для творчества.

— А нарисуй меня! — правая восторженно прижимает ладошки к лицу. — Нарисуй!

— Так, девочки, — порыкивает Фейн.

— Мне нужна бумага и хотя бы ручка или карандаш.

Цепляюсь за возможность потянуть время. Не хочу, чтобы сестры так скоро уходили и оставили меня наедине с братьями, которые возмущены до глубины души. Их томная ночь может превратиться в балаган с тремя натурщицами и одной художницей.

— Пожалуйста, — правая девица складывает бровки домиком, глядя на мрачных, но все еще возбужденных братьев. — Я впервые встретила художницу! Настоящую!

Ее сестры кивают, и Йорг с глухим рыком под радостный визг покидает гостиную:

— Невероятно. Пять минут назад были готовы ее закопать в лесу!

— Она оказалась не такой стервой, как мы думали, — хихикают сестры, а затем зыркают на меня. — Вот и посмотрим как ты рисуешь. Вдруг ты соврала и совсем не художница, а лжецов никто не любит.

13. Глава 13. Человеки, как и котята, не любят оборотней

— У вас есть час, — Йорг вручает мне стопку бумаги и простой карандаш.

Весь такой суровый и надел штаны, но я все равно вижу сквозь тонкую ткань очертания его члена, которому тесно. Заметив мой взгляд, едва заметно ухмыляется. Краснею, сердито бурчу:

— Мне бы еще что-нибудь твердое подложить под листы.

Через несколько минут мне на колени кладут разделочную доску, и я накидываю аккуратными, но быстрыми штрихами портрет правой из сестриц. Сидят передо мной на ковре полукругом и ресницами в ожидании чуда хлопают.

— Как вас зовут? — вежливо улыбасюсь и касаюсь кончиком карандаша бумаги.

— Анка, — отвечает левая.

— Данка, — средняя приглаживает рубаху на груди.

— Занка, — правая улыбается.

Забавные имена. Простые и звонкие. Мне нравится.

— Чуть подбородок повыше, — перевожу на Занку внимательный взор. — А я Эва.

Братья на диване недовольно вздыхают и сердито переглядываются. Я удивлена тому, что они не выгнали Анку, Данку и Занку и решили удовлетворить их девичье любопытство. Я ждала, что они вызверятся и беспардонно выпнут сестриц в ночь.

— А кто тебе из них больше нравится? — хитрым шепотом спрашивает Анка. — На кого глаз положила?

До меня не сразу доходит смысл вопроса.

— Никто, — растушевываю тени средним пальцем.

— Значит, все и понравились, — хихикает Данка. — Все хороши.

— Слушайте, девочки, — печально вздыхает Данка. — Я одного человека с вами делить не буду. Это как-то странно.