— Неплохо, — рычит Йорг и скидывает шерсть, возвращаясь в человеческий облик.
Я выдыхаю и растекаюсь по креслу в слабости. Конечно, неплохо, я ведь выразила в наброске весь свой ужас от встречи с мохнатым оборотнем. В искусстве важны живые эмоции, а лишь потом уже мастерство.
— Давай-ка, — Фейн выходит из гостиной, — еще настойки плесну.
— Давай, — тихо и жалобно соглашаюсь я.
Матей убирает с коленей доску, листы и отнимает карандаш. Затем заглядывает в глаза, поглаживает по щеке и улыбается:
— Какая смелая девочка.
Йорг прячет портрет в верхний ящик комода, стягивает порванные штаны:
— Ну, теперь ты веришь в оборотней?
— Нет, — тихо отвечаю и кутаюсь в плед. — Мне снится кошмар, и я скоро проснусь.
— Тогда тебе снится очень долгий кошмар, Эва, — Йорг возвращается к креслу с улыбкой и поднимает меня на руки.
Он так легко со мной обращается, словно я ничего не вешу. Словно я кукла из папье-маше.
— Пусть так, — шепчу я, — главное — проснуться.
Усаживается в кресло со мной на руках. Я в его объятиях маленькая и испуганная. Прижав к своей могучей груди, ныряет ладонь под плед и поглаживает по бедру.
— Многие женщины мечтают о таком кошмаре наяву, — его шепот обволакивает теплом.
Матей вручает мне стакан с водой, окрашенной в янтарный цвет. Прячу неловкость за быстрыми глотками, которые отдают терпкой сладостью. Мяты не чувствую.
— Что это? — поднимаю взгляд на Матея и возвращаю ему пустой стакан
— Всего понемногу. Травки всякие, корешки, — отставляет стакан на столик и подозрительно так улыбается. — Это тебя расслабит, Эва.
Тепло. Ноги тяжелеют, и поглаживания Йорга бегут волнами по телу и уходят вниз живота. Целует в шею. Рука поднимается по талии к груди и мягко обхватывает ее. Кровь в венах — жидкий горячий мед, сердцебиение ускоряется, а кожа истончается и плавится под ласками.
Йорг скидывает плед и целует в оголенное плечо, пропуская сосок между пальцев. По позвонкам к копчику бежит искра и растекается между ног сладким и густым желанием. Мышцы между ягодиц расслабляются. Со стоном выдыхаю, и мои губы накрывает жадный рот Йорга.
Фейн медленно вытягивает из-под меня плед. Вынырнув из топкой неги, вглядываюсь в желтые глаза Йорга. Его восставшее естество обжигает бедро.
— Вы меня чем-то опоили…
Неуклюже встаю и пячусь. Фейн со спины заключает в жаркие объятия и касается губами мочки. Ноги подкашиваются.
— Это твое желание, Эва, — его шепот проникает под кожу. — Травки и корешки здесь ни при чем.
Юркает между ног. Пальцы скользят между ноющих и влажных складок. Давят под мой несдержанный стон на клитор.
— Ты уже готова, — усмехается в ухо, обрывая ласки, и подносит к лицу пальцы в следах вязкой смазки. — Ты такая там горячая, Эва. И мокрая.
В слабом порыве возмущения выворачиваюсь из его рук, и меня к себе притягивает с тихим и шелковым смехом Матей. Целует, прижимает к груди и тискает стальными пальцами за попу. Вдыхаю его выдохи, и они ядовитым паром обжигают легкие и мутят мысли.
— Нет… — упираюсь дрожащими ладонями в его грудь, — так нельзя… это против правил… трое на одну… нет… нет…
Мои слова противоречат физическим реакциям на нежности и поцелуи. Промежность пульсирует и ноет. Теку горячим водопадом, теряю последние крохи самообладания. Хочу каждого и неважно втроем или по очереди, лишь бы на мгновение погасить разъедающий плоть и разум огонь животной похоти.
Стены и пол впитывает мое желание, стоны и шумные прерывистые вздохи и выдохи. Они пронизывают фундамент дома, землю под ним и переплетаются с корнями. Я бежала сюда в поисках безопасности и тепла, и согреть и защитить могут лишь сильные руки оборотней. В тягучих и глубоких поцелуях растворяется страх и другие заботы. Ничего не важно, кроме жадных языков и требовательных рук.