— Как отстранил? Зачем, сынок? Почему? Что ты наделал? Он же теперь не успокоится. Ах, Марти, как ты мог так поступить с отцом? Разве он это заслужил? Он так наделся на тебя, а ты...

И меня накрывает.

— Ну прости, мама, — едва сдерживаю гнев, сжимая руками спинку стула, — прости, что не оправдал ваши с отцом надежды. Что не так живу как хочется вам. Не люблю Анну, не занимаюсь сыном, не ценю отца. Мне так жаль вас, правда, мама. И жаль, что тогда в аварии выжил не тот сын.

— Сынок! — мать ахает и прижимает ладони к лицу. — Как ты можешь так говорить?

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но она бросается следом и хватает за руки.

— Не смей, слышишь? Никогда не говори мне такое, — она почти шепчет, но так яростно, что у меня по позвоночнику идет дрожь. — Не смей говорить, что я желала твоей смерти!

Смотрю на ее бледное лицо, перекошенные губы, заплаканные глаза. Раскаяние накатывает такой же мощной волной, как перед этим захлестывала ярость.

Я нестабилен. Я срочно должен пройти терапию, иначе разрушу остатки того, что у меня есть. Я только что обидел самое близкое и родное существо.

— Прости, мам, — шагаю ей навстречу и протягиваю руки, — ты права, я не думал, что говорил. Я не хотел тебя обидеть.

Она обнимает меня в ответ, прячет лицо на моей груди. Осторожно гладит спину и затылок.

— Вы мне оба дороги, мальчик мой, слышишь? Оба.

— Конечно, мама, — послушно соглашаюсь, наклоняя голову ниже.

— Мой сынок. Бедный мой сынок, — повторяет мать шепотом, и я чувствую себя полностью выжатым.

Ненавижу, терпеть не могу, когда меня жалеют. Но у меня просто не хватает духу ее оттолкнуть.

***

Трасса широкой лентой стелется под колесами автомобиля. Я сижу на заднем сиденье и безучастно смотрю в окно. У меня всегда так. После всплеска, если не сказать, взрыва эмоций наступает откат.

Сначала меня разозлил отец, потом мать подбросила поленьев в топку. Ясно, что ее подозрения беспочвенны и основаны на банальном умении женщин раздуть из мухи слона. В отце я уверен, а в Анне...

Здесь сложно утверждать однозначно. И на этом моменте моя совесть начинает несмело ворочаться, просыпаясь и поднимая голову.

Тут мне крыть нечем, мама права. Я непозволительно мало времени уделяю и жене, и сыну, а моя жена молодая здоровая женщина. И безумно привлекательная.

Вчера вечером Анна буквально вломилась ко мне с требованием исполнить супружеский долг. Сбросила шелковый халат, под которым оказался лишь пояс с чулками, потерлась об мой пах, расстегнула ширинку.

Я наблюдал за ней с чисто академическим интересом. За собой, кстати, тоже. Раньше этого в принципе было достаточно, чтобы я ее захотел, а сейчас не испытал ничего кроме отвращения.

Это оказалось для меня намного большим потрясением, чем для Анны мой категорический отказ. И выпроваживание за дверь.

Я не зверь, прежде накинул халат на обнаженное тело и поясом перевязал. А затем всю ночь видел эротические сны с Чертовкой Каро в главной роли.

Даже сейчас стоить вспомнить о ней, губы сами собой тянутся в улыбке. Когда эта девушка мне снится, я вижу не только ее глаза и улыбка. Сквозь пелену снов накатывают неясные ощущения, словно за этим что-то прячется. Что-то скрывается неуловимое и ускользающее.

Эти ощущения точно такие же, как после кошмаров с гонками и аварией. И если им я могу найти логическое объяснение, то почему я так реагирую на Каро, для меня загадка. Тайна.

Может ли эта тайна хранить в себе ответы на все мои сомнения?

Не знаю. Одно знаю точно, я хочу ее видеть. Ее и этих синеглазых юрких чертенят. Поэтому я и кружу сейчас по горному серпантину, время от времени сверяясь с навигатором, закрепленным на торпеде перед водителем. Адрес я забил в него собственноручно.