Невозможность почувствовать свою жену как женщину это пропасть, в которую я постоянно падаю. Анна сейчас лежит рядом со мной, доступная и готовая. А меня не вставляет.

Вообще.

Она изысканна и красива, но все восемь лет нашего брака мое сердце остается холодным. Нет внутри той искры, которая должна гореть. И каждый раз, когда мы близки, это словно прохождение сквозь пустоту. Я не хочу ее так, как должен хотеть мужчина свою женщину.

Да и просто хотеть, пусть даже как не свою. Между нами нет той связи, той страсти, которую должны испытывать любовники.

А ведь раньше, до аварии, я ее любил. Анна мне рассказывала, и я сам видел наши фото, где я обнимал ее так, как мне сейчас и в голову не придет. И руки не встанут.

Еще я ее хотел, как-то же я сделал ей Марата. Правда, у нас и сейчас периодически случается секс, но после аварии из-за полученных травм я стал нефертильным, поэтому больше детей у меня не будет.

Я хочу понять, найти в себе те чувства, которые должны быть и которые когда-то были, но это кажется неосуществимым. Моя болезненная реальность, в которой я не могу любить ее так, как должен, имеет вечный горький привкус вины.

Каждый раз глядя на Анну я силюсь вспомнить хоть что-то, что когда-то нас связывало. Но это остается загадкой, как несобранный пазл. Мы восемь лет женаты, у нас общий сын, но я никогда не ощущал ни тяги, ни хотя бы тепла, которое должно быть в семье, где есть ребенок.

Мы живем вместе, но при этом как будто две разные галактики, которые никогда не пересекаются.

***

Карина

— Хорошего вечера, Каро, — Еврипид открывает дверцу, намереваясь выйти.

— Подожди, — останавливаю приятеля и оборачиваюсь к сыновьям: — Мальчики, на выход. Скажете дедушке, что я повезла в поселок дядю Еврипида.

Мои ангелочки нехотя начинают выбираться из автомобиля.

— А ты только отвезешь и вернешься? — спрашивает Мирон, с подозрением поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

— То есть, это недолго? — уточняет Матвей.

— Ты просто устала, вот мы и волнуемся, — пытается смягчить допрос Макар, но получается плохо.

— В самом деле, Каро, может не надо? — суетится Еврипид, и я наступаю ему на ногу.

— Я туда и обратно, дети. Не волнуйтесь, разбирайте рюкзаки и ужинайте без меня.

Безмятежно улыбаюсь детям, продолжая держать ногу на Еврипиде. Макар не успевает захлопнуть дверцу, как в салон с громким лаем заскакивает большой белый пес с черными пятнами.

— Гром, осторожно! — возмущенно восклицает мой сын, но пес уже бешено стучит хвостом и крутится на сиденье внутри салона.

— Оставь его, сынок, пусть проедется со мной, — говорю Макару, и Гром замирает на сиденье, глядя на меня преданными глазами.

Он искренне считает себя моим четвертым ребенком и каждый раз глубоко обижается, когда мы с ангелочками не берем его с собой.

На ум приходит, как бы Марк воспринял новость о том, что у него не трое детей, а четверо. Четвертый лохматый и с хвостом. Тот, прежний Марк, смеялся бы до слез. Этому Марку все равно, хоть бы детей и в самом деле был десяток.

Они ему не нужны, и я ему не нужна. Остальное — лирика.

— До свидания, — вежливо прощаются с Еврипидом ангелочки и идут к дому, не переставая подозрительно оглядываться.

Снимаю ногу с ноги мужчины и виновато улыбаюсь.

— Прости. Перепутала педали.

— Ничего, — охотно прощает меня Еврипид, — если тебе так удобнее, то ставь обратно.

Нельзя быть таким хорошим. Все время об этом думаю, пока выруливаю со двора. Рядом с ним я ощущаю себя негодяйкой. А чувствовать себя негодяйкой двадцать четыре на семь радости мало, так что вряд ли я выйду замуж за Еврипида.