– А что ж делать? – он огорчённо посмотрел на Дюпона.

– Приходи завтра.

– Ага, завтра! Тебя сейчас коммандер Редфилд затребует, и привет, две недели мы не встретимся. А девочка твоя новенькая мила, конечно, но ведь она этот рапорт не найдёт?

Дюпон даже отвечать не стал на этот вопрос. Конечно, не найдёт, нужная бумага лежит в том разделе, куда Лючия и допуска пока не имеет.

– А насчёт командировки… Это ты слышал или придумал? – спросил он осторожно. – Или предположил?

– Приказ видел в канцелярии.

– Тогда снимай свой щит и пойдём, всё организую.

Он познакомил Лючию с лейтенантом де Клермоном и проинструктировал, куда положить для хранения интересующие его документы, как извлечь и выдать завтра утром и каким образом убрать, когда в них исчезнет надобность.

Без пяти шесть он со вздохом сказал девушке:

– Идите домой, Лючия.

– Вы позволите, я провожу вас? – Лионель тут же подхватил её под локоть и повёл к дверям, что-то нашёптывая на ухо.

Уже из коридора раздался взрыв смеха. Дюпон снова вздохнул – видимо, Лионель ошибся, не будет никакой командировки, но тут засигналил и задёргался его коммуникатор.

– Я тебя долго буду ждать? – сурово спросил женский голос. – Приказ подписан и лежит у меня на столе!

– Госпожа Марнье! Уже бегу!

– То-то же, – начальница канцелярии усмехнулась, но Жак этого уже не видел.

Он срочно закрывал архив.

Мадам Лаво отодвинула тарелку и в третий раз за вечер покачала головой.

– Тебе не понравился антрекот? – поинтересовалась Лавиния.

– Понравился. Мне не нравится складывающаяся ситуация в целом и, в частности, то, что я ничего не нашла в доме вашего герцога. Сеньора Сандоваль и Уэскара, герцога Медина. Лонго. Как ни называй…

– Ты уже готова говорить о подробностях?

– Вполне, – Мари Лаво отпила глоток вина, скрестила пальцы и начала рассказывать. – Дом на улице Флерю, в двух шагах от Люксембургского сада. Тихий, дорогой квартал, как я понимаю.

– Шестой округ, цены на квартиры и дома просто неприличные, – кивнула Лавиния.

– Дом небольшой, два этажа и мансарда. Перед ним мощёный двор, за домом сад. Садик, – Мари прикрыла глаза, представляя себе всю картинку. – Слуг всего пятеро: дворецкий, кухарка и две горничных, камердинер. Второй этаж был закрыт, и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы заставить дворецкого – его зовут Плюман, – открыть для нас проход.

– Закрыт самом Лонго?

– По его приказу. Не магически, нет. Но внутри всё вычищено как раз магией.

– Тот же вопрос – чистили горничные или герцог убирал что-то, что не стоит видеть посторонним?

– Ни одна горничная не добивается такой стерильности повсюду, – Мари усмехнулась, но вышло как-то невесело. – Безусловно, все следы были уничтожены магией, но я не смогла определить, кто это сделал. Понимаешь, Лавиния, я – не смогла!

– Понимаю… Девочка, как её… Эрмина, да. Она что-нибудь увидела?

– Эрмина прошлась везде, шмыгнула носом в спальне, но держалась молодцом. Она говорит, что раньше в доме чувствовалась душа Энрике, а теперь ничего нет. Ничто о нём не напоминает. Исчезли все предметы, связанные с ним самим или его семьёй. И мелочи, вроде золотого магического пера или любимой чашки, и большой портрет самого Энрике и его родителей, написанный как раз перед их гибелью. Портрет висел в кабинете.

– А что слуги об этом говорят?

– Так им приказали на второй этаж не соваться до возвращения хозяина, они и не суются. Но ты ж понимаешь, магическое перо он мог взять с собой, хотя подозреваю, что таких вещей в герцогской резиденции достаточно. Но чашка? Лично я не знаю мужчины, который срываясь по экстренному вызову, возьмёт с собой фарфор. Да и большой портрет не сама удобная для транспортировки вещь. Скажи, Лонго умел создавать пространственный карман?