– Не знаю.

– Я тоже, – Финлей осторожно расправляет на Адриане юбку. – Так много планет, а мы знаем только эту.

– Каждому свое.

– Кто-то считает нашу профессию порочной, – Финлей смотрит в темные глаза Адрианы. – Один клиент сказал мне, что на его планете за это предают смерти.

– Поэтому мы здесь.

– И ты никогда не мечтала?

– Нет, – Адриана улыбается. – Те, кто покупает меня, редко рассказывают о своей жизни и своих планетах. Мы идеальны, и этого достаточно, – она прикасается сквозь одежду к гениталиям Финлея. – Нас создали цельными, а те, кто прилетает сюда, – лишь половинки. Люди по пояс, а ниже животные. И если мы попытаемся понять их, то, боюсь, сойдем с ума. Между нами пропасть. И эта планета – тот единственный дом, где мы будем счастливы.

Они улыбаются друг другу. Расходятся, отправляясь к своим клиентам. Таким разным. Таким одинаковым. В ресторане тихо и по стенам ползут рваные тени. Финлей курит за стойкой. Время перешагивает за полночь.

– Это местный табак? – спрашивает Финлея Назиф.

– Местный.

– Тогда я, пожалуй, выкурю одну.

– Бренди тоже местный.

– Только вино, – Назиф подзывает бармена. Бумажная спичка вспыхивает в руках Финлея. Назиф прикуривает. – Вы и спички делаете здесь? – спрашивает он.

– Нет. Спички привозят. Как и многое другое. Торговцы добираются куда угодно, где можно заработать. А до тех пор, пока у нас есть отель, торговцам не будет конца.

– И давно ты здесь?

– С рождения.

– Я слышал, никто не может оставаться здесь больше месяца.

– Мы другие.

– Вот как? – Назиф смотрит на Финлея. – Я бы хотел посмотреть на эту планету ночью. Составишь компанию?

Они выходят из ресторана. Идут по залитым искусственным светом улицам.

– Я бы хотел посмотреть на реки, – говорит Назиф Финлею.

– Все хотят посмотреть на реки.

Они сворачивают на узкие тропы, оставляя «Амелес» за спиной. Белые камни под ногами слабо люминесцируют. Фонарей нет. Лишь слабый бледно-голубой свет. Местное животное с тремя парами крохотных женоподобных грудей роет пятаком землю под старым дубом. Выводок существа терпеливо ждет позади, тихо похрюкивая. Назиф останавливается.

– Новые образы? – спрашивает Финлей.

– Что?

– Картины. Вы же художник, верно?

– Верно, – Назиф смотрит на Финлея, требуя ответа.

– От вас все еще пахнет краской.

– Неправда.

– Многое уже никогда не смыть, – говорит Финлей.

Животное у дуба уводит свой выводок в кустистые заросли. В тишине слышно, как ее грузное тело ломает сухие ветви.

– Это очень странная планета, – говорит Назиф.

– Все планеты странные, – голос Финлея сливается с шумом воды.

Густой туман клубится над реками. Извивается, заползая на мощенные камнем тропы, прилипает к ногам, разрываясь на части.

– Хотите сделать это здесь? – спрашивает Назифа Финлей.

– Сделать что?

– Ну…

– Нет.

– Почему?

– Потому что я пришел посмотреть на реки.

– Я знал художника, который постоянно приходил сюда ради меня.

– Не все художники одинаковы.

– Но ведь вы богаты.

– Всего лишь фарс, – Назиф наклоняется к речной глади. – Почему она бурлит?

– Она не бурлит. Это охота.

– Рыбы?

– Много кого.

– А туман?

– Вам нужны факты или пейзажи?

– Мне нужно то, что мне нужно, – Назиф поворачивается к Финлею. – Я хочу посмотреть на истоки этих рек.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что я не знаю, где исток.

– А кто знает?

– Никто.

– Но ведь можно подняться вдоль по течению.

– Реки завораживают лишь приезжих. Для нас это просто реки.

Араб собирает вещи и провожает художника до сдвоенных рек.

– Можно я приведу женщину в ваше отсутствие? – спрашивает он Назифа.

– Нет.

– Почему?