В тот судьбоносный день Хуан сказался больным, остался “вести бухгалтерию”, как он иногда важно выражался. Хотя бумаг никаких друзья не вели, ничего не записывали.

Давид и Пако вышли в море вдвоём - дело было привычное. Без нытья Хуана Гонсалеса им было даже удобнее работать.

Небо было в серых кучевых облаках. Они висели низко, как огромные клоки грязноватой ваты. Время от времени накрапывал дождь, вот-вот должен был начаться шторм.

Пако предложил сворачиваться. Поймали они немного, но и оставаться дольше смысла не было.

- Давай в последний раз забросим и повернем к берегу, - ответил Давид. Он думал о том, что до назначенного дня свадьбы с Росой осталось всего ничего, а денег еще маловато. Парень хотел сделать невесте дорогой подарок - привести в свой собственный дом. Пусть небольшой, в две крохотных комнатки, но зато отдельный от всех. Давид знал, что Роса очень обрадуется, и откладывал каждую копейку, стараясь не пропускать ни одного выхода в море.

- Хорошо, - согласился добродушный покладистый Пако. И сначала он не понял, почему Давид вдруг схватил его за руку.

- Ты слышишь???

- Что?

- Вот опять, слышишь?

- Да нет, что??

В этот момент действительно послышалось - как будто кто-то кричал и плакал. Шум моря и раскаты грома заглушали этот звук.

- Должно быть, послышалось, - неуверенно предположил Пако.

- Обоим сразу? - скептически ответил Давид.

Друзья завертели головами по сторонам. Вода и небо сливались, ничего не было видно. Однако звук послышался снова и теперь уже совершенно отчетливо.

- Вон лодка! Вон там! Гребем!

Вскоре и Пако заметил небольшую лёгкую лодку, которую подкидывало и крутило на волнах, как скорлупку.

Отчаянный детский плач раздавался оттуда. Давид грёб так, что вены на лбу вздувались.

Через несколько минут друзья подошли вплотную и выхватили из лодки мальчика лет семи-восьми. Он был одет в нарядный матросский костюмчик, который теперь был насквозь мокрым.

На вопросы испуганный ребенок не отвечал, только вцепился в Давида, да так и не отпускал его до самого берега.

Парень, как мог, утешал мальчика, гладил по мокрым волосам, кутая в свою куртку. А Пако быстро грёб по направлению к берегу.

Мальчика парни оставили с матерью Давида, а сами потопали в ближайший городок в полицейский участок: до него было часа три идти пешком.

Родители мальчика нашлись очень скоро - его уже искали. Отцом ребенка оказался богатый сеньор, которому принадлежали все эти земли. Когда отвязавшуюся от пирса лодку с сыном унесло в море, ни он сам, ни прислуга не хватились сразу. Бедняга уже не чаял увидеть в живых единственного сына и, конечно же, тут же примчался, когда ему сообщили о спасении.

Он долго обнимал Давида и Пако, обливаясь слезами. А затем отписал им двоим весь берег. Ровно пополам. Так нищие рыбаки вмиг стали землевладельцами.

Хуан Гонсалес, узнав об этом, позеленел от злости. Он кричал, что по справедливости земля должна быть и на его долю, что он этого так не оставит, требовал раздела на троих, ругался и умолял.

В конце концов, Давид и Пако решили плюнуть и в самом деле разделить щедрый подарок сеньора.

- Не убудет с нас, правда? - добродушный Пако первым предложил поделиться с товарищем.

Немного подумав, Давид Ловейра тоже согласился.

- Иначе в покое не оставит, - прокомментировал он при этом.

В целом, он был безумно счастлив: теперь у него была земля для будущих детей, а сбережений хватило поставить на ней дом и купить баркас.

-Теперь я сам буду работать, - объявил он. Вскоре после этого женился на Росе, и жили они очень уединенно. Из всех приятелей их навещал только Пако. Он был действительно другом молодой семьи.