Разумеется, и при последних государях из династии Романовых, и сейчас отыскиваются ложные благотворители. Эти, расставаясь с деньгами, мечтают о чинах, орденах и иных почестях. Им и цена объявлена еще в евангельское время – Сыном Человеческим: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6: 1). И далее: «У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6: 3–4).
Но для тех, кто помнит, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши», пожертвования имеют совершенно другой смысл. Им награды на небесах достаточно. А порой достаточно одного лишь осознанного действия во имя любви к Христу и ближнему своему. Благотворитель, приближающийся к христианскому идеалу, «…радуется, раздавая, не скупится… дает без ворчливости, без брани и печали, участливо»[4], – как пишет святитель Климент Александрийский. И еще того лучше, если он, не ожидая просьбы, сам отыскивает того, кто достоин благодеяния. Ради того, чтобы рассказать о подобных людях – об истинных благотворителях, – и создавалась эта книга.
На Руси и в России они были всегда. И их всегда было много.
Благотворительностью что в Московском царстве, что в Российской империи занимались все слои общества. Богатый и бедный, дворянин и крестьянин. Каждый нес посильный вклад в храм, богадельню, больницу. Кто-то жертвовал тысячи, миллионы, отдавал поместья, ставил церкви, заказывал для храмов колокола и драгоценную утварь. А кому-то даже не снились подобные богатства; что ж, тогда он отдавал Церкви те самые две лепты, которые больше всех остальных вкладов. Одни помогали сирым и убогим, другие строили церкви, третьи помогали выжить творцам прекрасного: художникам, музыкантам, писателям. Тот, кто стяжал многие богатства, и жертвовал больше – не только для того, чтобы оправдаться перед Богом, но и потому, что возможности его становились на порядок более значительными. Благотворительность была огромна, необъятна и пестра, как сама жизнь. Она пронизывала повседневность и являлась таким же непременным атрибутом русской культуры, как, например, письменность или, скажем, наличие законов. Совершать благие дела во имя Христово вплоть до очень позднего времени было естественной надобностью. Такой же, как дышать воздухом или вкушать пищу. Подобное положение вещей знал еще XIX век, хотя к тому времени русская жизнь далеко отошла от устоев допетровской Руси и вера начала умаляться…
Купеческая благотворительность не была каким-то особым явлением или исключением из общего житейского правила. Купцы в этом отношении вели себя точно так же, как и любые их современники. В разное время христианские идеалы играли в купеческой среде то более, то менее значительную роль, но до самой революционной грозы, до слома Империи, они сохраняли могучее влияние на умы и души.
Изо всех слоев русского общества именно купечество оказалось в фокусе внимания авторов книги по нескольким причинам. Во-первых, его благотворительность гораздо легче представить читателям, чем пожертвования крестьян или городских низов: больше сохранилось источников. Во-вторых, православная вера в среде «торговых людей» России разрушалась медленнее и прочнее хранила главные устои, нежели у дворян. А это само по себе достойно особого внимания. В-третьих, купец всегда отличался высокой активностью; он влиял на экономику, порой – на политику, а сумеречная пора в судьбе Российской империи сделала его важнейшей фигурой и на культурном поле; финальные десятилетия предреволюционной эпохи выдвинули купца на роль общественной силы, «заказывающей» эстетический идеал – вместо священника и дворянина, как было прежде. Благотворительность же была одной из главных форм социальной активности предпринимательского класса. Наконец,