– Это же не совпадение, Берт? Ты помнишь? Ты специально, да? – заливается Ладка слезами.

Я сжимаю её запястье. Вкладываю в ладонь вилку.

– Ешь давай, – пытаюсь изобразить лёгкость и небрежную улыбку. Не знаю, как у меня получается. По ощущениям – не очень. – С чего бы мне забывать? Молод, красив, при уме. Ты ж не решила, Бакунина, что за какой-то десяток лет у меня усохли мозги?

Она набирает побольше воздуха в лёгкие, пытаясь успокоиться. Я протягиваю ей салфетку.

– Можешь звать меня Аль, – смотрю я ей в глаза. – Мальчик Берт остался где-то там, в прошлом.

Она хмыкает. Так-то лучше.

– А теперь мальчик внезапно вынырнул и пытается показать, как он крут.

– Я не пытаюсь, – вытираю ей щёки и нос сам, – тебе придётся принять меня, как есть, Лада. Хорошего. Плохого. Разного. Иногда это полезно: посмотреть на человека другими глазами.

Она не возражает. Я вижу, как её пальцы сжимают вилку. Было бы забавно, если б она на меня кинулась сейчас, но Ладка использует вилку по прямому назначению: втыкает её в стейк с такой силой, будто перед ней не красная рыба, а жёсткая подошва от зимнего сапога.

Она ест красиво и в то же время жадно. Сколько она не ела?

– А ты? – спрашивает меня, утолив первый голод. Ловит меня на горячем. Мне сложно оторвать от неё взгляд.

– Да, конечно, – ставлю вторую тарелку на стол и сажусь напротив. Лучше держаться подальше. Так легче себя контролировать.

– А теперь расскажи, Аль, какого чёрта ты здесь появился?

Узнаю Ладу Бакунину. Это я должен задавать вопросы, но она решила передёрнуть затвор и прицелиться первой. Великая тактика: защититься, нападая.

– Я уже ответил тебе на этот вопрос, но, видимо, ты либо не хочешь мне верить, либо не сочла нужным услышать.

Я наблюдаю за ней из-под ресниц. Чувствую, как невольно рождается улыбка. Не искусственно-натянутая, а настоящая.

– Я могу повторить, Лада. Ты ошиблась, когда сказала, что каждому из нас есть что терять и что никто из нас не захочет начать всё с нуля. Ты забыла: я ветер. Мне везде комфортно. Для ветра нет преград и расстояний. Он живёт там, где ему нравится. Здесь отличная атмосфера для творчества, а у меня есть всё, что нужно: студия, руки, голова, ум, деньги. Всё остальное – тьфу. Антураж. Я всего лишь сменил один город на другой и приживусь здесь, как сорняк. Для меня твои слова – вызов. Я его принял.

– Ну вот и прекрасно, – складывает она руки на груди и смотрит на меня синими глазищами. Остро и почти неприязненно. – Живи, ветер, дуй, куда тебе приспичит. Я-то тебе зачем, Аль?

– Догадайся с трёх раз, – съязвил невольно. Она ведь всё понимает. Зачем тогда весь этот спектакль?

– Хочешь трахнуть меня? – наклоняется вперёд. Ворот халата расходится, полуобнажая её грудь. – Так сделай это, Берт, не стесняйся. Поставь галочку, зарубку на спинке кровати сделай и лети дальше по своим творческим делам.

Я качаю головой.

– Такое впечатление, что это я тебя бросил, и теперь ты обиженно шипишь на меня, пытаясь и укусить, и расцарапать. Тебе левую щёку подставить или правую?

– Голый зад! – Ладка разошлась не на шутку.

Ну, что ж… У нас никогда с ней не было просто.

– Желание дамы для меня закон, – произношу избитую фразу и поднимаюсь. Расстёгиваю ремень и пуговицу на джинсах. Вжикаю «молнией».

– Ты что делаешь? – она не испугана, но сбита с толку. Не ожидала. Может, потому что в её мозгах до сих пор живёт слабый ранимый Бертик, который ей и слова поперёк боялся сказать.

– Стриптиз, Лада Бакунина. Эксклюзивно для тебя, – поворачиваюсь я спиной и в одно движение стягиваю штаны с трусами.