Плотину, сдерживающую накопившиеся эмоции, прорвало и Альба сдалась. Она спрятала лицо в широкое плечо и расплакалась. Слезы бежали из глаз нескончаемым потоком и, падая на футболку Эда, впитывались в ткань.

— Ну что ты, мартышка? Ты чего? — Эдриан гладил ее по голове и сильнее сжимал в объятиях вздрагивающее от слез тело.

— У нее… у нее сердце не билось, Эд. Сердце… не билось. Я же прижимала… руки прижимала, а пульса не было…

— Все будет хорошо, слышишь? — он шептал ей на ухо, а она безостановочно качала головой.

— Она еще не приходила в сознание, Эд. Она там лежит… а я… И, и, и… голова разбита. А нога… Ты же видел ее ногу.

— Видел. Нога заживет, голова тоже. Все будет хорошо.

Альба не слушала. Рыдала на груди Эдриана и упрямо качала головой. Он отстранил ее от себя, склонился и заглянул в заплаканные глаза.

— Эй, послушай меня, мартышка! Все. Будет. Хорошо. Уяснила? — Альба согласно кивнула, а Эд дернул ее за плечи и снова прижал к своей груди.

Он укачивал ее, словно маленького ребенка, лаская руками волосы и шепча что-то в них же. Понемногу Альба успокаивалась, чувствуя надежную опору спереди и согревающее лопатки тепло со спины.

***

Кора пришла в себя спустя два с половиной часа.

Сто пятьдесят минут… Девять тысяч секунд…

Это были самые долгие часы в жизни Альбы. Когда каждая секунда отсчитывалась не только бегущей стрелкой часов, но и рваными ударами сердца.

Они все еще были в комнате ожидания, когда дверь открылась и внутрь вошли тетя и дядя, а следом за ними врач — сообщить, что операция прошла хорошо, а Кора, наконец, открыла глаза. Тетя Мэгги охнула, улыбнулась и утонула в объятиях мужа, а Альба обессиленно опустилась на стул. Из нее разом вытекли все силы. Стержень, удерживающий дрожащее тело, сломался. Даже чтобы заплакать, сил не осталось. Слезы счастья, они ведь другие, но эмоции застывшим комком стояли в горле.

Первыми в палату вошли родители Коры. Через окно в стене у двери Альба видела счастливое лицо тети, по которому катились слезы и нежные касания дяди к травмированной ноге. У нее же перехватило дыхание.

Альба резко втянула воздух, обхватила себя за плечи и до боли сжала пальцы. Ей вдруг стало холодно. Переживания, покинувшие тело, опустошили его и, стоя около палаты, Альба ощущала внутри себя вакуум. А вместе с ним неприятный озноб. Лишь спине было комфортно — волны тепла, едва касаясь кожи, трогали затылок и опускались по позвоночнику вниз.

— К ней можно зайти, — родители Коры вышли из палаты. Тетя, ступив ближе к Альбе, обняла ее за плечи и улыбнулась. — Мы съездим домой, переоденемся и вернемся. Врач разрешил провести эту ночь с Корой.

— Я побуду с ней, — Альба кивнула.

Когда тетя и дядя скрылись за углом коридора, Альба подошла к двери, прикрыла на секунду глаза и медленно выдохнула. А затем ступила в палату.

Порезы на лице сестры были закрыты повязками, некоторые скреплены скобами. Травмированная нога лежала поверх одеяла. Кора была очень бледной, на лице залегли темные круги под глазами.

Но она улыбалась.

— Привет, — стоило Альбе только войти в палату, губы Коры растянула улыбка.

Альба проглотила застывший в горле ком и кивнула. Подошла ближе.

— Привет, — шмыгнула носом. — Ты нас испугала, знаешь это?

Кора хмыкнула.

— Да, прости. Я сама не успела испугаться. Все произошло очень быстро, я даже не поняла ничего, — она опустила взгляд на теребящие край одеяла пальцы. — Но представляю, что вы пережили за эти часы.

Альба подошла еще ближе, аккуратно присела на край кровати и, едва притрагиваясь к коже, провела по сбитым костяшкам пальцем.