«Впрочем, с этим можно разобраться и сейчас», - мысленно вскинулся я и, шагнув в близлежащую подворотню, стащил с себя мрачное одеяние и бросил его в первую же подвернувшуюся по пути урну. И сорок минут до острова мечты слушал треп Филиппе, рассказывающего всем и каждому, какой он великий и как талантлива его дочь. Я лишь кивал, предвкушая встречу с Кьярой.

«Старый павиан снова обрюхатил малышку, - внутренне поморщился я и тут же подумал о брате. – Может, это его ребенок? Но нет, - мысленно скривился я. – Отец не допустит…»

А когда вдали показались величественные скалы острова, перевел все внимание на них, желая поскорее очутиться дома. Я любил Капри еще с тех пор, когда на вилле заправляла моя прабабка Урсулла Лукарини. Мать и бабка слушались ее беспрекословно. И лишь одному человеку всегда сходили с рук любые выходки. Гвидо! Любимый внук Урсуллы. Прабабка души в нем не чаяла. Я помню, как однажды  мать  заикнулась бабке о любовницах отца, желая, чтобы старая женщина встала на ее защиту и хоть как-то повлияла на внука. Но резкая отповедь прабабки пресекла стенания моей бедной матери.

- Закрой рот, Джемма, - цыкнула она. – И никогда больше не обвиняй моего внука! В семейном разладе часто виновата женщина. Если моему мальчику холодно с тобой в постели, он ищет любую, кто согреет его…

Я всегда побаивался строгую старуху, одетую в черное платье и с черной кружевной косынкой на голове. Она не давала спуску никому из близких и расплывалась в улыбке, когда видела Гвидо. Взаимная любовь бабушки и внука бросалась в глаза. Отец с нами, детьми, проводил на Капри времени меньше, чем с бабушкой. Они в одиночестве пили чай на террасе, любовались морским пейзажем и обсуждали, что делать с видневшимся на горизонте малюсеньким островом, личной собственностью Урсулы. Бабка вглядывалась слезящимися глазами вдаль, будто пыталась разглядеть белый маяк, построенный ее дедом на крутом берегу, и в который раз втолковывала старому павиану:

- Не продавай остров, Гвидо! Ни в коем случае!

- Конечно, бабушка, - кивал отец. – Твоя воля священна.

«Кому бы была нужна эта груда камней», - мысленно усмехнулся я, вспоминая, что когда-то на острове стоял старый дом, давным-давно превратившийся в руины. Я терпеть не мог это место. Мне оно напоминало об Урсуле и холодности отца, когда я мальчишкой мечтал поиграть с ним. Другое дело - наша вилла «Парадиз», выходящая к морю белой террасой и углом дома, где располагалась только одна спальня – отца и его жены, кто бы она ни была. Сначала моя мать, теперь госпожа Кьяра. Я почувствовал прилив сил только от мысли, что через каких-то двадцать минут сбегу по мосткам нашего частного причала и еще через десять минут увижу любимую женщину. Всего каких-то полчаса! Ради этого можно потерпеть глупые остроты Филиппе Карначчи. На виллу мы с ним попали как раз к обеду. Микеле, водитель отца, уже ждал нас в порту и доставил домой быстрее, чем я планировал. Накрытый к обеду стол подтверждал, что я и Филиппе – долгожданные гости. А мое любимое суфле из устриц и осьминогов как бы намекало, что старый павиан рад видеть своего старшего сына.

Стол из вулканического камня и украшенный майоликой с затейливыми фруктами и цветами я лично выписал из Милана перед свадьбой с Дани. Устраивал любовное гнездышко, а эта сука шарахалась по лифтам и раздвигала ноги перед всякой швалью.

«Найти бы этого Пепе и грохнуть, - пронеслось в голове, но я тут же одернул себя. – Тебе для комплекта еще не хватает трупа лифтера?» – саркастически подумал я, устремившись навстречу отцу и младшему брату. Милый папа загорел и выглядел моложе своих лет, а Сержио, мой недалекий брат, напомнил мне кота, объевшегося сметаной. Из  комнат выскочили Анжела и Лорин. Племянница прыгнула мне на шею и слюнявым ртом провела по щеке, а младшая сестрица лишь кивнула издали.