Но тут дело не в гиперболизации и метафоричности. Руки действительно были крепкими, я чувствовала, как перекатываются мышцы Марата даже через одежду. Арнольд архангельского разлива. А, он же не оттуда. Ну тогда можно дать определение - настоящий русский богатырь.

Боже мой, Илона... Тебя мужик всего-то в лесу не бросил, а ты уже готова навесить на него табличку «Самый сексуальный человек в мире» и влюбиться.

Мы шли уже минут десять, когда я решила, что пора завязывать с ванильными мыслями, и спросила, подняв голову:

- Стероиды жрешь?

Марат остановился, но лишь на минуту, а потом снова горестно вздохнул и ответил:

- Я тебя сейчас здесь оставлю.

Сильнее вцепившись в его шею, я возмутилась:

- Настоящие мужчины так не поступают!

- А разве я тебе говорил, что претендую на роль благородного рыцаря?

Игнатьевич шел впереди, освещая дорогу, но, как оказалось, разговор наш слышал. Обернувшись, мужчина усмехнулся:

- Сергеич, ты зачем девушку пугаешь?

- Чтобы она свое остроумие засунула куда подальше.

- Эх, молодо-зелено, - как-то романтично-печально протянул Игнатьевич. - Почти пришли.

Через метров двести мы действительно остановились. Я завертела головой, пытаясь что-нибудь рассмотреть, но Марат сказал:

- Может, хоть крутиться не будешь?

И тут меня ослепило. Свет был тусклым, но после фонарика и он резал по глазам. Я проморгалась и увидела, что мы находимся возле небольшого деревянного дома. Я с любопытством посмотрела вниз и не сдержалась:

- А где курьи ножки?

- Я не Баба-Яга, - снова усмехнулся Игнатьевич, открывая дверь.

- Ты можешь хоть ненадолго заткнуться? Зачем человека обидела? - шепнул Марат мне в ухо.

- Я не хотела, - ответила, собираясь шепнуть тоже ему на ухо, но в этот момент он повернул голову.

Получилось почти неловко - я впечаталась губами в губы Марата, забыв, что еще хотела добавить к своему ответу. Карелия на меня явно плохо действует. Иду на рекорд по количеству дурацких ситуаций за день.

- Молодые люди, вы проходите, - позвал нас Игнатьевич.

Марат поднялся по деревянным ступеням, которые скрипнули под нами, на небольшое крыльцо и аккуратно внес меня в дом, хотя я бы на его месте хорошенько приложила мою голову к косяку.

Внутри было просто, но чисто и уютно. В прихожей Марат отпустил меня, и я уже думала, что даже руки отряхнет, но он лишь подставил локоть, опершись на который, я поковыляла за Игнатьевичем вглубь дома. Две закрытые двери слева от нас, чуть дальше лестница на чердак, выкрашенная в белый цвет, а справа, куда мы и направились, кухня. Окно напротив входа, возле него стол с деревянной лавкой. Печка, большая, на полкухни, начиналась справа, где над ней висела одежда и сетки с луком, а потом делала поворот, где были вьюшки над потолком, сама топка, закрытая заслонкой, и несколько поленьев на полу. Слева - несколько настенных и напольных шкафчиков, которые я бы с удовольствием разместила и на своей кухне. Тонкая работа, как будто ручная.

Вот как-то странно себя я здесь почувствовала, не столько после приезда в Карелию, а именно сейчас поняла, что такое настоящий агротуризм. Да даже не он, а просто отдых вдали от цивилизации.

- Прелесть какая, - не удержавшись, провела я рукой по выбеленной печи.

- Все сам делал, - сказал Игнатьевич, но без хвастовства. - Присаживайтесь, - указал он рукой на лавку, а сам отодвинул заслонку и, взяв некое странное приспособление на длинной палке, которое походило на трезубец Посейдона, но без среднего зубца, начал доставать из печки горшок.

Наверное, на все это я смотрела с каким-то детским восторгом. И молчала, чему без сомнения был рад Марат. Но не только дом меня поразил, сам хозяин тоже. В лесу я его рассмотрела, но не то чтобы очень пристально. Сейчас только надеялась, что Игнатьевич не заметит, как я на него пялюсь.