Уловив движение в зеркале, она обернулась. Бобби даже не попыталась прикрыть обвисшие груди.

– Гард, как тебе мои зубы?

Джим посмотрел и не заметил ничего необычного. Вот только ему показалось, что их даже слишком много. И снова вспомнилось то ужасное фото несчастной Карен Карпентер.

– Нормально. – Он старательно отводил взгляд от ее торчащих ребер и выпирающих над поясом джинсов тазовых костей. Штаны спадали, хотя она очень туго затянула ремень, и тот уже чем-то напоминал бельевую веревку, какими подвязываются бродяги. – По-моему, да. – Гард неловко улыбнулся и пропищал: – «Мам, смотри: ни одной новой дырочки!»

Андерсон попыталась ответить ему улыбкой со все еще отведенными от десен губами; получилось немного нелепо. Она дотронулась до коренного зуба, нажала на него указательным пальцем.

– Ахи, ахаеха, ага я аехаю?

– Что?

– Смотри: шатается, когда я так делаю?

– Нет. Незаметно. А что?

– Это просто какой-то сон. Даже… – Она опустила взгляд. – Выйди немедленно, Гард. Я не при параде.

«О, можешь не беспокоиться, Бобби: я не собака, чтобы бросаться на кости… В буквальном смысле».

– Прости, – сказал он. – Дверь была открыта. Я думал, ты уже выходишь.

Джим поднажал снаружи на дверь и закрыл поплотнее.

Тут из ванной отчетливо донеслось:

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь.

Гард ничего не сказал, но остался на месте. У него было странное чувство, как будто бы эта женщина знала – нет, даже видела, что он не ушел.

– Думаешь, я потеряла рассудок.

– Нет. Нет, Бобби. Просто…

– Я настолько же в своем уме, как и ты, – раздалось из-за двери. – У меня затекло все тело, я еле хожу; правая коленка невесть почему забинтована; я голодна как волк и сильно исхудала, знаю… Однако с моей головой все в порядке, Гард. Думаю, ты сегодня не раз усомнишься, все ли в порядке с твоей, но и это будет неправильно. Скажу заранее: мы с тобой оба в здравом уме.

– Бобби, что здесь творится? – В его голосе прозвучала растерянность, чуть ли не слезы.

– Мне надо отлепить этот дурацкий бинт и посмотреть, – ответила Андерсон через дверь. – Кажется, я знатно натрудила вчера колено… В лесу, наверное. Потом я приму горячий душ и переоденусь в чистое, а ты пока мог бы приготовить нам завтрак. За едой и поговорим.

– Обещаешь?

– Да.

– Хорошо, Бобби.

– Как здорово, что ты здесь, Гард, – сказала она. – Пару раз у меня было скверное предчувствие. Как будто бы у тебя проблемы.

Пространство у Джима перед глазами вдруг стало двоиться, троиться и расплываться в разные стороны мелкими призмами. Он провел по лицу ладонью.

– Терпенье и труд все перетрут – даже колено, – пробормотал Гард. – Я пойду сделаю завтрак.

– Спасибо.

И он действительно двинулся в нужную сторону; только очень медленно, потому что перед глазами, как их ни потирай, продолжало все расплываться.

У входа в кухню он вдруг остановился, пораженный новой мыслью, и чуть ли не на ощупь вернулся к ванной. Теперь из-за двери, по крайней мере, слышался шум воды.

– Бобби, а где же Питер?

– Что? – прокричала она.

– Я говорю, где Питер?

– Умер, – ответила она, силясь перекричать грохот. – Я много плакала, Гард. Но ты же знаешь, он был…

– Стареньким, – пробормотал Джим. Потом опомнился и повысил голос: – Это из-за возраста, да?

– Да, – донеслось сквозь барабанную дробь в душевой.

Гарденер постоял и опять направился в кухню. Почему-то ему не верилось в эту историю.

Джим приготовил омлет из восьми яиц и пожарил бекон на гриле, попутно заметив, что помимо кухонной печи появилась микроволновка, а над рабочей поверхностью и там, где Бобби обычно ела с книжкой в свободной руке, – трековые светильники. Потом он заварил крепкий кофе без молока и уже накрывал на стол, когда вошла Бобби с тюрбаном из полотенца на мокрых волосах. На ней были чистые джинсы и футболка с изображением кровососущей мошки и подписью «ОФИЦИАЛЬНЫЙ СИМВОЛ ШТАТА МЭН».