– Какого кота?

– Ну что вчера призвался, когда ты нас обедать звала. Только мы его теперь не звали, он сам. Наверное.

– Мертвый?

– Чего мертвый? Обычный. Шерстяной, теплый и урчит.

– Ну… раз теплый.

– Мам, ты покушай, – Лайм уперся животом в стол и подвинул тарелку и сок мне поближе. Надо же, кажется, еще недавно над столом только макушка торчала, две макушки, а теперь вот завтраки сами готовят и мать безалаберную подкармливают. В глазах защипало от умиления, а сын распахнул глаза. Темные, как у Марека. Он вообще на него похож, будто под копирку.

– Ма, ты чего? Ты только не плачь, ладно? А то… страшно. – Лайм поежился. – Дара просила не говорить, но я скажу, потому что так не должно быть.

– Как, солнышко?

– Меня дом ночью разбудил и помигал сферами вниз идти. Ты там стояла, лицом к двери, как когда папа ушел, и смотрела во тьму. Твоя тень на ту сторону тянулась в щель. Крылья будто наизнанку, а ты когтями по груди вот так, шкряб, перья сыплются и в пепел, и с крыльев тоже… пепел. И тоже туда, за порог. А еще ты плакала. Без слез. Очень страшно. Я тебя в спальню хотел отвести, за руку взял. Никогда так близко к порогу не стоял… Но я все вспомнил, как учили, и щит вспомнил. Но ты не хотела идти в спальню. А потом Дара выглянула, сказала, чтоб в кабинет. Ты крылья собрала, в кресло села и нормально уже заплакала, как все плачут. А потом заснула.

Вот тьма… Мать называется. Перепугала детей. Надо закругляться с этими страданиями по бессмертному Х. Так и крышкой хлопнуть недолго. Я и так у светена на особом счету, как особа с особо поехавшей черепицей.

– Только знаешь, там, в щели за гранью, еще голос был. Звал.

– Какой голос? Кого звал?

Лайм пожал плечами и опять поежился.

– Не знаю, просто звал. Похоже, как Найниэ умеет и тьен Эфар, только немного иначе.

– И что?

– И ничего. Щель схлопнулась и голос пропал. А кот пришел. Его дом пустил. Я побегу, а то опоздаю, а ты… Ну, поспи еще, кота вон возьми. Чтоб урчал. Только я не знаю, как его звать. Не признается. Отдохни.

– Как? – вздохнула я, спрашивая у себя.

– Машину помой.

– Что? Зачем? – как-то не вязался у меня отдых с помывкой машин. У Лайма, кажется, тоже, но он пояснил.

– Най рассказывал, что Альвине, когда говорит, что надо отдохнуть, то идет машину мыть, без магии, так, руками. А все эльфы странные?

– Бездна их знает, но те, что знаю я, или знала, однозначно с приветом.

В кармане у сына загудело, Рикорд подпрыгнул, ойкнул и умчался.

Я сходила в душ, послонялась по дому, поспотыкалась о кота. Он был буквально везде! Будто его было не один, а с дюжину одинаковых черных морд. Потом решила проверить способ с помывкой машины и вышла наружу. Кот забежал вперед, растопырился и принялся рыть яму прямо у меня на пути.

– Копать! – сказала я, чуть снова не запнувшись о ворсистую тварь. Кот прекратил рыть и обернулся. – Ладно, как скажешь. Будешь Копатем.

Я преодолела преграду и дошла до гаража. Без Холинского мартон астина было как-то слишком просторно. Дремала под чехлом старая папина гоночная ступа, крепились зажимами у стены две метлы. Одна принадлежала ба, вторую она когда-то мне подарила, только я с этой бездновой техникой никогда сработаться не могла. Вот магмобиль еще куда ни шло. Мы с раритетом к друг к дружке уже притерпелись. Я посмотрела на его пыльноватые ромашки, но мыть не стала. Села и поехала в Восточное. У меня вроде как отпуск по состоянию, но если поныть, Став разрешит хоть на приеме посидеть. Или просто посижу. Там хотя бы нет столько Холина. Кружка и так, мелочи, которые можно в стол спрятать.