— И ему не мешает подумать. Его ошибкой было нажить врагов и попасться им, — невозмутимо отозвался маг, совершенно не понимая, где он неправ.

— Биен, но это же дети! Пожалуйста.

— Это чужие дети. — Он снова пожал плечами, давая понять, что ему все равно. Да и деревенские только спасибо скажут.

— Какая разница? Дети есть дети, — не сдавалась Мариэтта.

«Вот же упрямая!»

— Они не твои. Вот когда у нас будут собственные… — И только когда он договорил фразу, понял, как это прозвучало.

«В смысле, когда у тебя будут собственные, и у меня. У тебя свои. У меня свои. Я совсем не то имел в виду!.. Или то?» — все это пронеслось в мозгу за ту же секунду, за которую вытянулось лицо девушки.

В ушах голосом отца прозвучало: «Если ты один из Ами, ты не оправдываешься. Оправдания — для слабаков».

Как хорошо, что он умел держать маску.

— Что ты сказал? — на всякий случай переспросила Мариэтта.

— Ты в курсе, что ты просто заноза? — Он угрожающе наклонился к ней и сузил глаза, затем щелкнул пальцами, снимая чары. Если бы не мох, детишек ждало бы весьма неприятное приземление, но так отделались легкими ушибами. Что не помешало хулиганам тут же подскочить и броситься врассыпную.

Мариэтта же склонилась над той мелочью, что дала себя поймать и поколотить. Он вытирал тыльной стороной ладони кровь с рассечённой губы, зажимая разбитую коленку.

— Ох, подожди, дай посмотрю… — Она ворковала над ним, осторожно дуя на рану, приободряя парня.

А тот лишь хныкал:

— Мне больно…

— Сейчас, я тут видела травку, если растереть и приложить, она очень хорошо охлаждает…

Биен мог бы его вылечить гораздо быстрее, чем любая трава, но застыл как вкопанный. Смотрел на эту странную сцену. Женщина и ребенок. Только видел он совсем другое.

Мальчик был младше, у женщины не огненно-рыжие, а светлые волосы, и рядом с ними мрачный мужчина — его отец.

— Мне больно… — хнычет ребенок.

— Больно? И это ты называешь болью? — Отец презрительно щурится. — Настоящий Ами не обращает внимания, даже если ему оторвет руку или ногу. А у тебя всего-то какой-то вывих. Иди в свою комнату. Не можешь идти — ползи. Но чтоб жалоб я от тебя не слышал. Не нравится терпеть боль — научись не калечиться или лечить себя.

— Сорнус, он же еще ребенок...

Светловолосая женщина стоит рядом с ним, заламывая руки, но при этом не делает попыток подойти или помочь. Биен откуда-то знает, что мальчик получил вывих именно из-за нее.

Чего она боится? Того, что ребенку будет плохо, или того, что правда вскроется и отец узнает, что именно произошло?

Но что произошло?..

— Он Ами, — веско говорит отец.

— Он Ами! — слышит он наяву и выныривает из воспоминаний.

Мариэтта успела перевязать мальчишке ногу, оторвав полоску ткани от подола платья, и стереть кровь с его лица. А тот, заметно повеселевший, теперь стоял на своих двоих и тыкал в сторону Биена пальцем.

***

Все то время, пока я приводила паренька в порядок, Биен стоял рядом и сверлил невидящим взглядом. То ли осуждал меня за то, что помогала, то ли удивлялся этому. Чтобы не забивать себе голову странностями темного, которому удавалось раз за разом приводить меня в замешательство, я расспрашивала парнишку:

— Ты живешь где-то недалеко?

— Да, с папкой, братом и сестрой, — стиснув зубы, отвечал мальчик, пока я мяла один из найденных на тропке целебных листов.

Маму мальчик не упомянул. «Может быть, умерла? Не стоит его об этом спрашивать», — грустно подумала я и перевела тему:

— Чем занимаешься? Учишься чему-нибудь?

В королевстве не все дети простолюдинов ходили ежедневно в школу, как дети благородных, но при небесных храмах всегда читали лекции вольным слушателям, учили основным навыкам счета и письма. В столице на такие лекции сбегались в основном дети. Даже простолюдин должен уметь считать, да хоть чтобы его на рынке не обманули. Интересно, в Тёмных землях есть небесные храмы?