– Вы какая-то неуловимая, – сказал ей Каупервуд однажды вечером в театре, когда Эйлин с Гарольдом вышли в фойе и они остались вдвоем в ложе. В зале стоял гул голосов, и можно было говорить без опаски. Миссис Сольберг была очаровательна в вечернем кружевном платье.

– Вы находите? – смеясь, ответила Рита, польщенная замечанием Каупервуда и покоренная его близостью. Она все больше поддавалась его настроению, любое его слово рождало в ней трепет. – А по-моему, я существо весьма материальное, – добавила она и взглянула на свои сложенные на коленях полные красивые руки.

Каупервуд, всем существом ощущавший ее материальность, так же как и своеобразие этой натуры, куда более богатой, чем натура Эйлин, был глубоко взволнован. Чувства, настроения, фантазии, владевшие ее душой, передавались ему без слов, как дуновение ветерка, восхищая его и вызывая ответное волнение в крови. В Рите было не меньше жизненной энергии, чем в Эйлин, но она была тоньше, нежнее и богаче духовно. «Или Эйлин мне уже прискучила? – спрашивал он себя временами. – Нет, не может быть», – решал он тут же. Но Рита Сольберг, несомненно, самая привлекательная женщина, какую он когда-либо встречал.

– И все-таки вы неуловимая, – продолжал он, наклоняясь к ней. – Вы напоминаете мне что-то, чего даже не выразишь словами, – переливы красок, аромат, обрывок мелодии, вспышку света. Я теперь только о вас и думаю. Вы очень тонко судите о картинах. Мне нравится ваша игра на рояле, вы вкладываете в нее частицу себя. Вы уводите меня в другой мир, отличный от того, в котором я живу. Вы меня понимаете?

– Я рада, если это так. – Она глубоко и несколько театрально вздохнула. – Но вы рисуете уж слишком привлекательный портрет, я еще бог весть что о себе возомню. – И Рита сделала очаровательную гримаску, округлив и выпятив губки. Разгоряченная, раскрасневшаяся, она задыхалась от обуревавших ее чувств.

– Да, да, вы такая, – настойчиво продолжал Каупервуд, – такой я всегда вас ощущаю. Вы знаете, – он еще ниже склонился к ее креслу, – порой мне кажется, что вы еще совсем не жили, ничего не видели, а ведь это много прибавило бы к вашему совершенству. Мне бы хотелось, чтобы вы побывали за границей – со мной или даже без меня. Я восхищаюсь вами. А я для вас значу хоть что-нибудь?

– Да, но… – Она помедлила. – Я боюсь этого всего и вас боюсь. – Ее губки опять капризно выпятились – милая привычка, пленившая его еще в первый день знакомства. – Лучше поговорим о другом. Гарольд ужасно ревнив. И что подумает миссис Каупервуд?

– Я знаю, но стоит ли сейчас тревожиться об этом? И какой Эйлин вред от того, что я беседую с вами? Жизнь в общении индивидуальностей, Рита. А у нас с вами очень много общего. Разве вы этого не чувствуете? Вы самая интересная женщина, которую я когда-либо встречал. Вы открываете мне что-то новое, о чем я никогда даже и не подозревал раньше. Вы должны это понять. Скажите мне правду, посмотрите мне в глаза: вы ведь недовольны своей жизнью? Не так счастливы, как могли, как хотели бы быть?

– Нет. – Она задумчиво разглаживала пальцами веер.

– Вы несчастны!

– Когда-то мне представлялось, что я счастлива. Но это было давно. – И неудивительно! – горячо подхватил он. – Вы не можете довольствоваться ролью, которую выполняете теперь, она слишком для вас ничтожна. У вас собственная индивидуальность, а вы жертвуете ею, чтобы курить фимиам другому человеку. Я не хочу этим сказать, что мистер Сольберг не талантлив, но с ним вы никогда не будете счастливы. Меня поражает, как вы этого сами не понимаете.