– Где хранили книгу?

– На полке, вместе с другими, мистер Питт… Это значит, она знала, где стоит книга. Я спросил, и она ответила, как будто в этом не было ничего особенного.

– Ага. – Питт медленно выдохнул. И сменил тему: – Убитый был женат?

– О, да. Но я не стал беспокоить его жену, бедняжку. Она спала, и я не видел смысла будить ее посреди ночи. Решил, пусть уж это сделают родственники.

Питт не стал его винить. Сообщать печальные новости близким жертв – одна из самых тяжелых обязанностей в делах об убийстве; тяжелее только видеть лица родственников виновных, когда они наконец узнают правду.

– Вещественные доказательства? – спросил он.

– Ничего, сэр, – покачал головой Лоутер. – По крайней мере, ничего существенного. В доме не нашли чужих вещей, и ничто не указывало на то, что грабитель был где-нибудь, кроме библиотеки. Ни следов обуви, ни обрывков ткани – ничего. На следующий день мы опросили всех слуг в доме, но они ничего не слышали. Никто не слышал, как разбилось окно. Но слуги спят на самом верху, на чердаке – наверное, они и не могли слышать.

– А снаружи? – настаивал Питт.

– Тоже ничего, сэр. Никаких следов под окном, но в ту ночь был ужасный мороз, и земля стала как железо. Я сам не оставил следов, хотя вешу около четырнадцати стоунов[2].

– И достаточно сухо, так что на ковре ваших следов тоже не осталось? – спросил Томас.

– Ни одного, сэр. Я тоже об этом подумал.

– Свидетели?

– Нет, мистер Питт. Я сам никого не видел и не нашел людей, которые видели. Понимаете, Хановер-клоуз – это и вправду тупик; через него нет сквозной дороги, и чужие там не ходят, только местные жители, особенно зимой, посреди ночи. И шлюх там тоже не бывает.

Примерно это Томас и ожидал услышать. Но ведь шанс всегда есть. Остался один очевидный вопрос.

– А что насчет украденных вещей?

Лоутер поморщился.

– Ничего. Хотя мы очень старались – убийство как-никак.

– Что-нибудь еще?

– Нет, мистер Питт. С семьей говорил мистер Моубрей. Может, он расскажет вам больше.

– Я его спрошу. Спасибо.

Лоутер был удивлен, но особого облегчения, похоже, не испытывал.

– Спасибо, сэр.

Моубрея Питт нашел в его кабинете.

– Узнали, что хотели? – спросил тот; на его смуглом лице появилось выражение любопытства и смирения. – Лоутер опытный работник. Будь там что-нибудь, он бы этого не упустил.

Томас сел, стараясь расположиться ближе к камину. Моубрей подвинулся, освобождая ему место, и взял чайник, движением бровей предлагая еще чаю. Питт кивнул. Напиток был темно-коричневым, перестоявшимся, но горячим.

– Вы пришли на следующий день? – приступил к делу Томас.

Моубрей нахмурился.

– Пораньше, насколько позволяли приличия. Терпеть это не могу – разговаривать с теми, кто потерял близкого человека и еще не оправился от шока. Но ничего не поделаешь. Очень жаль. Самого Йорка дома не было, только мать и вдова.

– Расскажите мне о них, – перебил его Питт. – Не только факты. Какое они произвели на вас впечатление?

Моубрей набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.

– Старшая миссис Йорк – удивительная женщина. В свое время, думаю, была красавицей, да и теперь еще привлекательная, очень…

Питт не торопил его; пусть Моубрей расскажет все своими словами.

– Очень женственная. – Инспектор был недоволен найденным определением. Он нахмурился и несколько раз моргнул. – Нежная, как… как те цветы в ботаническом саду… – Его лицо расслабилось от приятных воспоминаний. – Камелии. Приглушенные цвета и изящная форма. И сдержанные – не чета полевым цветам или розам, что распускаются поздней осенью.