Питт любил розы – роскошные, буйные. Хотя это дело вкуса. Наверное, Моубрей считал их вульгарными.

– А вдова? – Томас старался говорить ровно, чтобы не выдать своего интереса.

Но Моубрея, похоже, не проведешь. Губы его тронула легкая улыбка, и он пристально посмотрел в лицо Питту.

– Она была потрясена случившимся, готов в этом поклясться – бледная как смерть. Я видел много женщин, охваченных горем; это худшее в нашей работе. Обычно они плачут, падают в обморок и все время говорят о своих чувствах. Миссис Йорк же не произнесла ни слова, как будто онемела. И отводила взгляд, как обычно делают лжецы. На самом деле, мне кажется, ей было безразлично, что мы думаем.

Томас не смог сдержать улыбки.

– Не камелия?

Во взгляде Моубрея вспыхнули искорки.

– Совсем другой тип женщины, гораздо более…

Питт терпеливо ждал.

– Более деликатная, более ранимая. Полагаю, отчасти из-за своей молодости, но у меня сложилось впечатление, что в ней нет внутренней силы. Но даже в таком состоянии она оставалась одной из самых красивых женщин, которых мне приходилось видеть, – высокая и очень стройная, как весенний цветок, только смуглая. Я бы сказал, хрупкая. Ее лицо, не похожее ни на какое другое, забыть невозможно. Высокие, изящные скулы. – Он покачал головой. – Очень чувственное лицо.

Питт помолчал, пытаясь представить эту женщину. Чего на самом деле боится Министерство иностранных дел – убийства, предательства или просто скандала? Какова истинная причина того, что Балларата заставили снова открыть это дело? Или нужно просто убедиться, что там не было никакой грязи, которая может всплыть и разрушить карьеру посла? За время короткого разговора Томас проникся уважением к Моубрею. Хороший полицейский, настоящий профессионал. Если Моубрей убежден, что Вероника Йорк была в шоке, значит, у Питта не должно быть причин в этом сомневаться.

– Что сообщили родственники?

– Обе дамы обедали у друзей. Вернулись около одиннадцати и сразу пошли спать, – ответил Моубрей. – Слуги это подтвердили. Роберт Йорк куда-то уехал по делам. Он служил в Министерстве иностранных дел и вечерами часто бывал занят. Вернулся домой после матери и жены. Они не знают, когда. Слуги тоже. Йорк сам предупредил их, чтобы его не ждали. Похоже, он еще не спал, когда в дом проник грабитель. Наверно, спустился вниз, наткнулся на непрошеного гостя в библиотеке и был убит. – Моубрей скривился. – Не понимаю, почему. То есть почему грабитель просто не спрятался или, того лучше, не выскочил в окно? Шпингалет был открыт. Убивать не было никакой необходимости. Очень непрофессионально.

– И к каким же выводам вы пришли?

Брови Моубрея поползли вверх.

– «Глухарь», – ответил он и умолк в нерешительности, словно задумавшись, стоит ли откровенничать дальше.

Питт допил чай и поставил пустую кружку на камин.

– Странный случай, – небрежно произнес он. – Злоумышленник точно знает, когда проникнуть в дом, чтобы его не увидел Лоутер, хотя констебль проходит мимо каждые двадцать минут, но вместо того, чтобы пробраться во двор, подальше от улицы, и запустить «ужа», который протиснется между прутьев в буфетную, или ломиком разогнуть эти прутья, он разбивает окно на фасаде, причем даже не заклеивает его бумагой, чтобы избежать лишнего шума и скрыть отверстие. Вор хорошо информирован и знает, где искать первое издание Свифта – Лоутер сказал, что томик стоял на полке среди других книг, – но, с другой стороны, он так неуклюж, что поднимает шум и будит Роберта Йорка, который спускается и застает его на месте преступления. А когда появляется Йорк, грабитель не прячется и не скрывается бегством, а набрасывается на него, причем с такой яростью, что убивает.