– Ты скажешь, зачем приехал? – возвращаю его к важному.

– Твоя картина теперь висит в моей спальне, прямо напротив кровати. Именно она не давала мне спать. Ты просила рассказать, что я увидел на ней. Я не уверен… – Он замолкает.

Проходит мимо меня, шелестит одеждой. И вдруг моих рук, перепачканных в краске, касаются его грубоватые пальцы. Он проводит по моим от подушечки до ладони, рисует круг в центре. Я не пытаюсь отдернуть руку. Застыв, прислушиваюсь к своим ощущениям. Они загадочные и приятные. Вызывают мурашки и сжимают мои легкие. Щекотно, тепло, необычно.

– Это красиво, – тихо произносит Тика.

– Что? – шепотом уточняю я.

– Твои руки. Они очень красивые. Особенно когда на них эти разноцветные пятна. Я всю ночь смотрел на картину и видел то, как ты двигаешь пальцами по холсту. Я, конечно, знал, что извращенец, но не думал, что настолько, – смеется он. – Что ты добавляешь в краску, что меня так глючит?

– Арий заказывает краски с ароматизаторами, – с улыбкой поясняю я. – Вернемся к картине?

– К картине? А, да, картина, – Тика снова шелестит одеждой. Отходит от меня. – Когда я увидел ее впервые, подумал, что она напоминает мне мою собственную жизнь. Потом я подумал, что это Хаос. А потом думал о том, что это тьма в своем истинном обличии, сквозь которую наружу пытаются прорваться разные эмоции, поэтому и цвета разные. Я бы назвал это… – слышу, как он снова трогает мои карандаши. – Надеждой, – заканчивает совсем тихо. – Если ты кому-то скажешь об этом…

– То? – улыбаюсь я.

Он молчит. Ходит по моей студии. Его шаги становятся все тяжелее. Краска на моих пальцах высыхает и стягивает кожу. Нахожу влажную тряпку, оттираю их. Странный парень с терпким парфюмом снова оказывается рядом, забирает у меня тряпку и сам оттирает мои пальцы.

– Что ты делаешь?

– Хрен его знает, – хмыкает он. – Ничего не будет, – отвечает на мой вопрос. – Просто не говори никому о том, что я тут тебе наболтал.

– Мне некому говорить, даже если бы я хотела, – признаюсь Тике.

– Ты чего такая честная, а?! – вдруг злится он.

– А зачем лгать? В этом есть какой-то смысл?

Тика снова молчит. Он так сопит, будто пытается справиться со своей злостью. Но я сказала ему правду. У меня никогда не было необходимости лгать людям. В моей жизни и так слишком мало близких людей – один, если быть точнее. Лгать тому, кто ставит в приоритет мою жизнь, подло и жестоко.

– Я скажу Арию, он вернет тебе деньги за картину, – сообщаю Тике.

– Зачем? – Он прекращает тереть мои пальцы и крепко сжимает их в своей горячей, большой ладони.

– Я обещала, помнишь? Ты рассказываешь, что видишь на картине, я дарю ее тебе. Все честно.

Мне отвечает очередная тишина. Она слишком затягивается, как и прикосновение Тики к моим рукам. Если это увидит Арий, ему вряд ли понравится, но я никак не могу решиться и высвободить свои пальцы.

– Только попробуй! – неожиданно рычит Тика, отпуская меня.

Его тяжелые шаги стремительно отдаляются. Дверь студии хлопает, и я вновь остаюсь в ней одна, все еще ощущая тепло его грубых ладоней на своей руке и запах… Запах, который застрял в моей голове, и его теперь тоже хочется нарисовать.

Тика

Сопя, как хренов еж, которого пнула под зад инопланетная девчонка, еду в родительский дом расплачиваться за полученный от матери адрес студии. От противоречивых эмоций грудная клетка так и норовит вскрыться, чтобы остудить «мотор».

Карандаши не трогай. Деньги верну.

Сдались мне ее карандаши.

Вообще не пойму, чего я так вызверился. От того, что моя привычная реальность на ней вдруг сломалась или от того, что мне хочется развернуть машину и вновь оказаться в студии, пропитанной специфическим запахом краски, дерева и бумаги?