– В обед я к тебе заеду. Пока. – Он целует меня в висок и покидает помещение с холстами, мольбертами разного размера, красками и кистями.

Снимаю кардиган. Длинное платье приятно касается ног и шелестит, путаясь в подоле. С улыбкой подхожу к столу и пробегаюсь пальцами по разбросанным по нему карандашам. С ними все гораздо сложнее. Они одинаковые по структуре и запаху. Бесполезны для меня, но я люблю трогать их ребристые бока. На кончиках пальцев появляется приятная вибрация, когда карандаши постукивают друг об друга.

Может быть, я и правда инопланетянка. Мне все равно. Здесь находится мое счастье. В этом месте меня больше, чем где бы то ни было, и я не собираюсь притворяться нормальной, я хочу быть счастливой.

На то, чтобы устроиться у мольберта с чистым холстом, требуется немного времени. В студии играет легкая музыка. Я переключаю треки на колонке, ищу то самое настроение, которое совпадет с моим. Тогда это превращается в гармонию, а мое состояние чем-то напоминает легкий транс. Он помогает сосредоточиться и лучше чувствовать мир. Запахи становятся ярче, где-то внутри просыпается зрячий художник, и он точно знает, какой будет его следующая картина.

Так смешно. Ведь на самом деле я никогда не узнаю, что у меня получилось. Я могу ошибиться в цвете, не там нарисовать линию, но все вокруг скажут, что это прекрасно.

Гоню от себя непрошеный приступ тоски и снова улыбаюсь. Меня не взяли бы на выставку в галерею, если бы я не умела создавать картины. Уверенности в себе становится больше. Я провожу пальцами по чистому холсту, а затем ищу первый цвет, который хочу нанести на полотно.

Время исчезает. Остаются только музыка и мои краски. Они яркими пятнами вспыхивают в подсознании. В себя прихожу, только когда чувствую, что мои щеки неожиданно мокрые от слез, а в студии я больше не одна.

За запахом краски не могу определить посетителя. Если бы это был Арий, он бы сказал.

– Кто здесь? – разворачиваюсь туда, где расположена дверь.

– Привет, странная художница, – раздается недалеко от меня с очень характерной усмешкой.

– Твой голос похож на бархат, – сообщаю покупателю своей картины.

– Оригинальный способ здороваться, – смеется Тика.

– Ты сам сказал, что я странная. Как ты меня нашел? – вновь поворачиваюсь к холсту.

– У меня есть связи, – хмыкает он.

Обходит меня и останавливается возле стола с карандашами. Я слышу, как он перебирает их.

– Зачем ты меня искал? – размазываю краску подушечками пальцев, не спеша возвращаться к картине. Он сбил меня, я немного растерялась.

– Должен был сказать тебе лично, что ты виновата в моей бессоннице прошлой ночью. – Тика продолжает трогать мои карандаши, а я…

Боже, кажется, я ревную!

– Не трогай карандаши, пожалуйста, – прошу его.

– Они волнуют тебя больше того, что я не спал из-за тебя? – Тика очень сильно удивлен. Я слышу это так же отчетливо, как недавнюю ночную грозу.

– Да, – признаюсь парню. – Я не могу влиять на твой сон, мы едва знакомы, а карандаши дороги мне.

– Черт… – смеется он.

Мне нравится его смех. Я много раз слышала, как смеются парни, но смех Тики звучит иначе, с надрывом и просто сумасшедшими эмоциями. Он чуть хриплый, будто не хочет смеяться, а лишь в очередной раз усмехнуться, но сдержаться не получается.

– Что-то не так? – кусаю губы, наконец уловив нотки его терпкого парфюма.

– Меня только что впервые променяли на карандаши. – Его смех становится громче и как будто глубже. Мне неожиданно хочется нарисовать его.

Не парня, конечно же, а его смех. У эмоций тоже могут быть цвета. Какие подобрать к Тике, я пока не знаю. И смогу ли? Задача кажется очень сложной.