— Мой секрет не такой пикантный, как твой, но над моим точно будут смеяться, если он станет достоянием моей команды.

— Ты пялишься на парней в раздевалке? На задницы смотришь?

Вот это она загнула. Все, что я могу сделать, это разразиться хохотом.

Хохотом, сотрясающим все мое тело, таким, от которого болит живот и слезы текут по щекам. Катя тоже присоединяется к моему заразительному смеху, и я даже слышу фырканья, совершенно не свойственные такой милой девушке. Через несколько мгновений мы успокаиваемся, и я вытираю глаза тыльной стороной ладони.

— Пялюсь на мужские задница? Где твои девственные ушки слышали такое?

— Я сказала, что я девственница, а не монашка.

— Ладно, проехали. Я готов открыть тебе свой секрет. Я постоянно хожу на педикюр, не люблю грязь. А еще мне нравится, массаж ног, ступней если точнее.

Лицо Кати стало серьезным.

— Ты лжешь, это не твой секрет. Ты просто выдумал это.

Я киваю, откусывая кусок пиццы и прикрываю глаза от вкуснятины, заполнившей мой рот. Я вытираю рот салфеткой и прожёвываю, прежде чем заговорить.

— Хочешь верь, хочешь нет, но больше ты ничего не получишь, так что лучше смакуй, — усмехаюсь я и продолжаю есть.

— Это совершенно не тянет на секрет, который я тебе доверила.

Я пожимаю плечами.

— Это все, что у меня есть, для тебя, девственница.

— Какой же ты противный, — говорит она и обхватывает трубочку губами, чтобы отпить немного коктейля.

— Сама противная, — парирую я.

— Ты грубый хам, ты ведь знаешь это, да? Ты несносный, грубый, неуместный.

— Согласен, но у меня такое чувство, что тебе это нравится.

Я пожимаю плечами и продолжаю есть.

— Мне ничего в тебе не нравится, — отвечает она, но я вижу, что она лжет.

Она не хочет этого признавать, но когда-нибудь это произойдет. Я заставляю ее чувствовать себя так, как она никогда не чувствовала себя ранее, и я не могу отрицать, что она делает то же самое со мной. Я заканчиваю есть, пока она рассказывает мне о книгах, которые прочитала, в основном это романы.

Ее глаза загораются от восторга, выдавая, как много они для нее значат. Книги, математика и грубоватый юмор. Это ее любимые вещи, или, по крайней мере, то, что я заметил в ней за последнее время.

Мы спорим о том, кто будет платить за ужин, и в итоге это делаю я, потому что, может быть, я иногда и сволочь, и не всегда джентльмен, но я никогда не позволял женщинам за себя платить. По дороге к машине, с набитыми животами и улыбками на лицах, мне хочется забыть обо всем, что меня окружает. Хочу, чтобы время остановилось, чтобы эта ночь продолжалась вечно, но, как и все хорошее в моей жизни, она заканчивается, когда через час мы подъезжаем к отелю.

— Ты точно не хочешь остаться? Я могу снять для тебя дополнительный номер? — спрашиваю я, ставя машину на стоянку, пока она берет свою сумку с заднего сиденья.

— Нет, Артем. Не волнуйся за меня, я уже большая девочка. Я поживу у своей подруги. У нее есть квартира здесь. Увидимся в воскресенье, хорошо?

Я расстроен, но почему? Она для меня ничего не значит. Главное спорт и победа в предстоящей игре. Что бы мы не ощутили сегодня вечером, это было просто общение.

— Да, конечно, — говорю я, изо всех сил стараясь не показать своего угрюмого настроения.

Я не хочу, чтобы она распознала мои реакции. Не обращая на нее внимания, я выхожу из машины и беру свою сумку. Забываю разговор, который мы вели всего час назад, чувства, которые она вызвала во мне, искренний смех. Все это я запихиваю глубоко в себя.

Молча мы идем через парковку к входу в отель. Я не могу не заметить, как она отстраняется от меня с каждым шагом.