– Аглая, чай, кофе? – раздаётся звучно надо мной, и я вздрагиваю.
Мужчина – отец Милы!!! – смотрит с усмешкой во взгляде, и я краснею, осознав, что он застал меня за разглядыванием.
Чуть хмурюсь и быстро отвечаю:
– Чай. То есть, кофе. Две ложки сахара, сливки. Или молоко. Спасибо.
– Милёнок, а тебе что налить? – спрашивает он мягко, совершенно другим голосом.
– Пап, чёрный кофе с сахаром.
– И аспирин?
– Да, пап, – стонет подруга.
Она слишком увлечена своей головной болью, и я возвращаюсь к своему занятию: разглядываю Лютаева.
Он нажимает несколько кнопок на кофемашине, ставит чашку на поддон, достаёт стакан. Наполняет его водой из-под небольшого отдельного краника, бросает в воду таблетку шипучего аспирина и ставит поближе к моей подруге, бросая на меня быстрый взгляд.
– Аспирину? – Илья Александрович изгибает бровь изящной дугой, и я с трудом делаю следующий вдох.
В груди вдруг становится очень мало места, а сердце подлетает к самому горлу. Но мужчина ждёт моего ответа, поэтому я совершаю усилие и выдавливаю:
– О, нет. Благодарю. Я не пила.
– Ну спасибо, – кряхтит Милка, залпом отпивая полстакана. – Умеешь поддержать в трудную минуту.
Неожиданно Лютаев звонко смеётся. Его смех вибрирует во мне, расползаясь жаром по коже.
– Милёнок, я вот тоже не пил. И у меня тоже не болит голова. Как предводитель команды трезвенников, я рекомендую тебе отправиться полежать ещё пару часов. Возьми минералки себе и Петру и прямо сейчас отправляйся. Я буду внизу и клятвенно обещаю накормить всех твоих друзей плотным завтраком, чтобы они как можно скорее пришли в себя. А ты придёшь в себя и снова будешь хозяйкой праздника.
– Да, пожалуй, ты прав. Раз ты здесь, я иду спать. – Милена спрыгивает с табурета и целует меня в щёку. – Не обидишься, Глаш, если я тебя брошу с папой? Он классный, чесслово!
Я с сомнением смотрю на “классного” папу Миленки и медленно киваю.
– Отдыхай, я найду, чем занять себя пару часов.
Подруга прижимает мою голову к своей пышной груди и сипит на ухо:
– Ты самая лучшая, Глаш. Люблю тебя.
– И я тебя, – пыхчу в прямо в вырез её кофточки, и Мила наконец освобождает меня.
– Я ушла. Не скучайте тут, ребятки!
Я смотрю в тарелку. От волнения аппетита совсем нет. Стоит только подумать, что Лютаев сидит напротив меня, тело окутывает жаром, а лицо начинает гореть.
– Ешь, Аглая. – строго говорит мужчина, бряцая вилкой по фарфору.
Он с великим удовольствием поглощает яичницу, и я тоже пробую кусочек. Втягиваюсь и быстро начинаю есть, прихлёбывая кофе. Иногда я нерешительно поднимаю взгляд на Илью Александровича и каждый раз натыкаюсь на ледяные глаза. Серо-голубые. И холодные. Пронизывающие насквозь.
Наконец я не выдерживаю:
– Простите за… – Он смотрит с вежливым любопытством на меня. Взгляд опускается на губы, и мужчина чуть заметно хмурится. Неужели я чумазая? Протираю рот салфеткой и продолжаю: – За ночной инцидент в ванной. Милена не предупредила о вашем приезде.
– Она не знала. – тихо говорит он. – Я хотел сделать дочери сюрприз, мы давно не виделись. Только сюрприз оказался для меня.
– В смысле? – не понимаю я.
– Второй этаж негласно мой. – терпеливо поясняет он. – Обычно дочь никого не селит там.
– Ясно. – после коротких раздумий отвечаю ему. – Тогда мне нужно найти другую комнату.
– Они все заняты, – быстро проговаривает мужчина, недобро сверкая взглядом.
Словно это моя вина, что Милена нарушила какие-то семейные устои и поселила меня по соседству с папочкой!
– Уверена, я найду где и с кем можно провести несколько ночей, – раздражённо отвечаю ему. – Не такая уж и проблема договориться с друзьями…