– Не ври мне, Аглая, – прищуриваюсь я. Она с силой кусает нижнюю губу, и я требовательно прошу: – Рассказывай, кто тебя обидел.
Она мотает головой. Срывающиеся тонкие ручейки слёз, торопливо сбегающие по её лицу, вызывают во мне нестерпимое желание поскорее узнать, кто посмел обидеть неженку, и уничтожить её обидчика.
– Меня никто не обижал, мне обидно из-за собственной глупости! – с вызовом заявляет она, впрочем, тут же тушуясь и завершая импульсивную речь тихим шёпотом: – Напридумывала всякого…
– И чего же ты напридумывала? – заинтригованно спрашиваю у неё.
– Всякого… неважно. – помявшись, бросает она. – Теперь это всё уже неважно, Илья Александрович. Да и вообще, что вы слушаете эти детские бредни? Я же всего лишь ребёнок, глупый, наивный и капризный!
Смотрит в упор своим израненным взглядом. Такая трогательная. Беззащитная. Все чувства напоказ. Вот, значит, что её ранило? Мои слова? Я усмехаюсь. Вот же старый дурак!
– Думаешь, я считаю тебя ребёнком? – уточняю ещё раз.
– Вы так сказали, – фыркает она. Я подхожу ближе.
– Думаешь, считай я тебя ребёнком, хотел бы тебя касаться? Вот так, – мои руки ложатся на тонкую талию и скользят чуть ниже, на плавный изгиб бёдер. – Считай я тебя ребёнком, Аглая, думал бы о тебе все дни и ночи напролёт? Желал бы тебя поцеловать?
– Так поцелуйте, – жалобно шепчет она, и я мягко надавливаю на роскошные ягодицы, притягивая девушку ближе.
– И поцелую, Аглая. – тихо говорю в самые её губы, прежде чем заклеймить их жадным поцелуем.
Мягкие губки девушки подчиняются моей воле, послушно раскрываясь, и я ныряю языком в это бархатное жаркое искушение с ярким вкусом. Стоит только нашим языкам соприкоснуться, как меня словно током прошибает. Все запреты и установки летят в тартарары. Больше я не собираюсь сдерживаться, ограничиваться. К чёрту! Я хочу её, и это взаимно.
Одной рукой усаживаю Аглаю на самом краю капота, другой раздвигаю колени, чтобы удобнее устроиться меж её бёдер. Врезаясь твердеющим естеством в её тело, веду ладонями по стройным ногам под короткую юбку и натыкаюсь на широкую резинку чулок. Когда кончики пальцев задевают тонкую прозрачную кожу, я прикусываю пухлую нижнюю губу девушки и та громко всхлипывает в мой рот. Она отзывчивая, очень. Мне нравится её целовать. И, уверен, понравится ласкать. Чем я и собираюсь заняться прямо сейчас.
Накрываю ладонью лобок и провожу вдоль складок, чувствуя, как влажнеют от этого движения её трусики. Аглая испуганно дёргается в моих руках, и я застываю, прекращая её целовать.
– Хочешь, чтобы я остановился? – спрашиваю свистящим шёпотом. Чувствую себя шариком с откачанным воздухом, в том невозвратном состоянии, когда он на огромной скорости нарезает круги, прежде чем окончательно шлёпнуться вниз. Со всей дури оземь. Чувствую, что расшибусь от этого падения, но ни за что не найду в себе сил остановить его. Теперь нет. Даже если не сейчас, то позже это случится между нами. – Аглая, ты хочешь, чтобы я остановился?
Она зажмуривается, краснея до кончиков ушей.
– Мне так стыдно, боже мой! – шепчет она в ответ. – Так стыдно, что там так мокро!.. Это же… это…
– Великолепно, – обрываю её. – Ты великолепна. Вся. Посмотри на меня, Аглая, посмотри. – Она боязливо открывает глаза, и я заглядываю в них. – Тебе нечего стыдиться. Ты не делаешь ничего постыдного. То, что происходит с тобой, это естественная реакция на то, что происходит между нами. Ты, как и я, испытываешь желание, и твоё тело передаёт мне нужные сигналы об этом. Но я остановлюсь, если ты не готова к чему-то большему.