«И на кой ляд я только согласилась идти?»— запоздало подумалось Луше, когда она в очередной раз поправляла платок вконец окоченевшими пальцами.

Она шла следом за бабкой Марфой так долго, что невольно заозиралась по сторонам. А куда они идут? Бабкин дом же совершенно в другой стороне! Неужто Марфа совсем выжила из ума и повела её в обход через речку? Почему-то эта мысль только сейчас пришла ей в голову.

Всё кругом покрывал белый снег, который продолжал сыпать хлопьями, а дома исчезли, и Луша поняла, что они вышли за околицу.

Она уже открыла рот, собираясь спросить бабку об этом, но внезапно налетевший порыв ветра подхватил горсть колючего снега и швырнул ей прямо в лицо. Ледяная крупа запорошила глаза и попала в рот, и Луша на мгновение остановилась, утирая лицо холодными раскрасневшимися пальцами.

— Бабка Марфа, так мы не туда идём! — крикнула она и, открыв глаза, глянула вперёд, где ещё минуту назад маячил чуть сгорбленный силуэт старухи, обтянутый тёмно-серым полушубком.

Сейчас же перед Лушиными глазами никого не было. Она протёрла их ещё раз, словно хотела развеять морок, но бабка Марфа так и не появилась.

— Баба Марфа? — позвала Луша, оглядываясь кругом, но лишь свист ветра был ей ответом. — Баба Марфа?

Луша бросилась было назад, но, не заметив на снегу следов, остановилась. Сердце у неё захолонуло, и Луша принялась креститься. Куда подевалась бабка Марфа? Страх пробрал её до самых костей, да так, что и самому трескучему морозу было не по силам.

Она вглядывалась в темноту вокруг и не знала, куда ей теперь идти. Всё было сокрыто мраком, и Луше показалось, что даже месяц пропал, делая небо непроглядно-чёрным.

— Знаю я, это всё черти да ведьмы! — крестясь, шептала Луша, и губы её дрожали. — Это всё их проделки! Чур меня! Чур!

Она ещё раз оглянулась, а потом бросилась бежать наугад. Снежные сугробы мешали и замедляли её. Луша с трудом переставляла дрожащие ноги, и казалось ей, что она завязла в болотной топи.

Она бежала и бежала, пока не выбилась из сил, а домов всё не видать. Тогда она рухнула прямо на снег, взметнув вверх столп белой ледяной крупы. Куда же она забрела? Деревня уже должна была показаться! Стылый воздух с каждым вздохом врывался в её лёгкие и царапал горло, а наружу белыми клубами вырывался пар.

Луше вдруг почудилось, что она слышит тихий-тихий вой.

«Буян!»— встрепенулась она и стала прислушиваться. Где-то в противоположной стороне и впрямь скорбно выли собаки, но это было так далеко, что вой был едва различим.

Луша торопливо поднялась на ноги и бросилась в ту сторону, откуда доносился вой. Этот рвущий на части душу звук придавал ей сил, и гнал её вперёд. Вдали замелькали огоньки — то светились окна деревенских домов, — и Луша понеслась ещё быстрее, не смотря под ноги. Снег разлетался в разные стороны и бил в лицо. Она могла уже различить очертания покосившихся домов, на крышах которых возвышались белые шапки.

Вдруг под её ногами враз образовалась пустота, и Луша резко рухнула вниз, погружаясь в ледяную воду. Тело обожгло, рот, из которого вырвался лишь сдавленный вздох, перекосило. Луша стала цепляться за края ледяной лунки, в которую угодила, но пальцы соскальзывали, а одежда намокла, потяжелела и тянула вниз. Вода быстро подобралась к подбородку, попала в рот. Пальцы онемели, а ног Луша совершенно не чувствовала.

Последнее, что она услышала, прежде чем ледяная вода сомкнулась над её головой, был хриплый каркающий смех...

_____________________

[1]Бесовская неделя — традиционно Святки делились на две части — «святые вечера» (от Рождества до Васильева вечера) и «страшные вечера» (с ночи под Новый год и до Крещения Господня). «Страшные вечера» считались в народе временем разгула нечистой силы, поэтому вторая неделя святок иногда называлась даже «бесовской», «поганой».