- Это не капризы! – рассердилась она и вскочила с места, отшагнув к окну. – Это не капризы! Это мой брак! Какого черта ты в него лезешь? Ради чего?

- На твой брак я не претендую, - он снова отпил кофе и обвел глазами помещение. – Ты сегодня опять одна?

«Да я по жизни одна…» - мелькнуло в ее голове. Потому что, к черту, где Дима, чтобы всего этого не было? Почему его никогда нет?

- Не совсем, но можно и так сказать, - пробормотала она в ответ. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не претендуешь? Как ты вообще видишь наше общение?

- Ну вот кофе вместе, например, выпить. Не пойму, почему тебя это так напрягает.

- Потому что однажды это может начать напрягать Диму. А вы, вроде бы, друзья. И я совершенно не хочу, чтобы кто-то ему наплел то, чего нет, ясно?

Проигнорировав ее пылкое объяснение, Богдан кивнул в сторону двери, откуда по-прежнему раздавались мультяшные звуки:

- У тебя там еще и кинозал?

- Детская комната!

Он на мгновение замер, будто набирал воздуха в легкие.

- Сын?

Юля кивнула. Обхватила себя руками и обернулась к подсобке. Потом зачем-то проговорила:

- Андрюша. Его сегодня не с кем было оставить, пришлось тащить с собой и включить мультики, чтобы хоть немного посидел тихо. У меня работы, как назло, навалилось. И Дима тоже очень занят. Няню я пока не нашла… и представь себе, печенье я пекла для него. И Димки. Он на работу к чаю берет. Песочное…

«Он на работу берет»

Черт! Моджеевский! Что ты, и правда, здесь делаешь? Нахрена лезешь?

Богдан разве что зубами не скрежетнул.

И одновременно с этим его порывом испытать собственные зубы на прочность, скрежетнула та самая дверь в подсобку. И на пороге, держащийся за ручку так, что вытянулся в полный рост, застыл мальчонка в забавном свитере с енотом на животе и в джинсиках. Голубоглазый, кудрявый, улыбающийся хитроватой улыбкой от уха до уха, будто бы что-то замыслил или что-то знает, чего не знают другие.

- Песеня? – булькнул он.

- Печенье, - автоматически поправил его Богдан и посмотрел на Юльку. – Печенье же? Я угадал?

- Угадал. Он еще иногда сюсюкает, но уже болтает, - непроизвольно улыбнулась она и повернулась к сыну. – На нюх пришел, да?

- Песеня! – многозначительно повторил мальчонка и переместился к столу. Вернее, подлетел. Кажется, ходить он не умел, только бегал. Юлька поймала его почти на лету и подхватила под мышки.

- Нельзя тут носиться! Я же просила!

- Мозьно! – мотнул головой Андрюшка, и Юлька только рассмеялась в ответ.

- И почему сегодня со мной все спорят? – проговорила она, но ее вопрос остался без ответа. Во всяком случае Андрей Дмитриевич даже не озадачился тем, чтобы поразмыслить над ним. Наоборот, он уставился на новое лицо. С любопытством и все той же широченной улыбочкой.

- А дядя кто? – выдал он.

«Конь в пальто» - отозвалась Юлька в голове Богдана.

Он глянул на нее, пытаясь по выражению ее лица понять, может, она и правда влезла в его голову и там разговаривает. Но ничего подобного в ней не разглядел. Она лишь пожала плечами и сказала ребенку:

- А это… это дядя Бодя. Папин друг. Знакомься. Как мы учились знакомиться? Помнишь?

Мальчишка взмахнул километровыми ресницами, нахмурился, напрягая память, без сомнения, очень неплохую, и без капли стеснения громко поприветствовал своего гостя:

- Пливет, дядя Бодя! Я Андлей!

«Папин», значит, «друг»!

Богдан хмыкнул и спросил у Андрея:

- Любишь печенье?

- Люблю-ю-ю, - протянул тот.

- Тогда точно стоит попробовать, - это Богдан сказал уже Юле.

- Он потом ужинать откажется, - проворчала она, но мелкого усадила на свой стул, предварительно отодвинув ноутбук по столу ближе к Богдану. А потом взяла с подоконника корзиночку с печеньями. Одно дала мелкому. А потом протянула Моджеевскому.