Когда она спустилась к машине, Дэмиен уже был внутри. Марк на переднем. Они не говорили. Машина тронулась, как катафалк – плавно, без рывков. Резины почти не было слышно. Только скрип металла внутри – как дыхание старого механизма, который давно хотел остановиться. Особняк остался позади. Но тени не отставали. Она чувствовала их. Они ехали с ней. В ней.
На стекле – запотевший след. Похожий на букву. М.
И он исчез, как только Алиса моргнула.
Фабрика встретила их молчанием. Даже ветер здесь звучал иначе – не дул, а втягивал воздух внутрь, как лёгкие, наполовину заполненные сажей. Бетонный корпус поднимался над землёй, как застывшая волна, чёрная, облезлая, покрытая плесенью и ржавыми разводами. Табличка с названием давно сорвалась, но по очертаниям на стене всё ещё угадывались буквы: Langen Atelier. Как затёртое заклинание, имя, которое лучше было бы забыть. Алиса вышла из машины первой. Под ногами хрустнул стеклянный осколок – не просто стекло, а край зеркала. Потрескавшегося, как старая память. Она не стала смотреть вниз. Предупреждение Марка звучало в голове, как удар метронома: «Не смотри в зеркала. Ни в одном». Дэмиен выпрямился, закрыл дверцу. Он не надел перчатки, хотя воздух был холодным. Его кожа была бледной, как пепел, и на пальцах – следы краски. Чёрной. Не засохшей. Она ещё пахла. Как свежий след на месте преступления.
– Мы внутри всего пятнадцать минут, – сказал он. – Дольше нельзя. Не здесь.
Марк подошёл к входу. Ключ вошёл в замок, будто дверь сама проглотила его. Скрежет механизма прозвучал, как рвущийся хребет. Металл был тёплым.
– Она не закрыта, – произнёс Марк. – Просто ждала нас.
Алиса толкнула створку. Дверь открылась с глухим вздохом, и воздух внутри ударил в лицо. Прогорклый воск. Старая краска. Что-то ещё – едкое, как аммиак. Как жжёные ногти. Этот запах она знала. Мать пахла им, когда возвращалась из «той комнаты». Они вошли. Свет пробивался сквозь разбитые оконные проёмы. Пятна света дрожали, как лужи. Тени шевелились на полу. Не от ветра. От чего-то другого. Станки, накрытые брезентом, походили на спящих животных. Один вздрогнул, когда Алиса прошла мимо. Или ей показалось. Или не ей. Пол заскрипел, как голос, пытающийся говорить под водой. Марк направился к дальней стене – там, где когда-то находилась палитра мастеров. Алиса с Дэмиеном остановились у большого холста. Он был обращён краской к стене. Из-под рамы капало. Не масло. Чёрная жидкость, густая, как кровь после долгого хранения.
– Это не краска, – сказал Дэмиен. Его голос изменился. Стал глухим, как внутри саркофага. – Это живой слой. Слепок из памяти. Алиса присела. Поднесла палец к капле. Кожа соприкоснулась – и отдёрнулась. Не от боли. От чуждого ощущения: как если бы она коснулась языка. Не своего. Тепло. Шёлк. И под ним – зубы.
– Здесь не писали. Здесь… вытягивали. С внутренней стороны.
Он кивнул.
– Это было не искусство. Это был ритуал.
Марк вернулся. В руке – тюбик. На нём бирюзовая метка и буква «V». Алиса взяла его. Внутри – вязкое вещество. Оно тянулось, как живая ткань. Запах – медь и зола.
– Это подпись, – прошептала она. – Виктория закладывала часть себя. Или часть тех, кого… использовала.
Марк посмотрел в сторону.
– Каждый мазок – клетка. Не в метафоре. В прямом смысле.
За стеной что-то хрустнуло. Не дерево. Кость.
Алиса замерла. Дэмиен шагнул ближе. Его тень скользнула по полу и вдруг… отделилась. Шагнула вбок. На миг – на полсекунды – она пошла в другую сторону. И у неё были крылья. Разорванные. Как на фресках, изображающих падших.