— Он звонил утром, обещал прийти. А мы пока болтали, я про него забыла.

— А меня зачем выпроваживала? Что-то я не заметил, чтобы ты горела желанием остаться с этим чудом наедине.

— Нет, конечно, — я вздохнула и откинулась на мягкую спинку, — не хотела, чтобы ты видел. И Владу рассказал.

Не знаю, что подействовало: расшатанные из-за визита Кости нервы, общая усталость или располагающая улыбка друга, но мне вдруг захотелось по-детски пожаловаться. Еще вчера я твердо решила скрывать все до последнего, а теперь за несколько минут выложила Никитину все про Костю, про маму, про их страстное желание нас поженить и про обиду на обоих.

— Дурдом, — констатировал друг, выслушав. — Как будто в прошлом веке.

Я кивнула.

— Влад не в курсе?

— Нет, конечно. Ваня, не смей ему говорить, — надеюсь, мой голос звучал достаточно угрожающе.

— Я подумаю, — туманно отозвался друг и вдруг тихо произнес: — Лис, ты его все еще любишь?

Я опустила голову и зачем-то спросила, хотя точно знала, о ком идет речь:

— Кого?

— Лис…

— Люблю.

Ваня кивнул и задумчиво глотнул чай. Мы замолчали. Парень отрешенно смотрел в окно, а я — на свои ладони. По стеклу мелко забарабанил дождь, в форточку влетел запах сырости.

Я встала, чтобы задернуть тяжелые синие шторы и тихо спросила:

— А ты ее?

Сама не ожидала, что задам этот вопрос. Лезть в старую рану друга не хотелось, но почему-то сейчас это откровение показалось уместным.

— Не знаю, — невесело улыбнулся парень. — Да, наверное.

— Ты из-за нее так хотел вернуться? — Я снова села за стол и накрыла ладонью его холодные пальцы.

— В том числе. Не знаешь, где она сейчас?

— Давно не видела. Вроде — в городе.

Мы снова замолчали, погруженные каждый в свои мысли.

Ваня справился с меланхоличным настроением быстрее. Встрепенулся, шутливо потрепал меня по голове и весело протянул:

— Хреново быть чьей-то тенью, да, Соколова?

Я улыбнулась и тряхнула встрепанными его ладонью волосами:

— «Без тени не бывает даже самого ослепительного света», слышал когда-нибудь такое?

Ваня кивнул, а я щелкнула его по носу:

— Прорвемся, Никитин.

8. 8

Конец ноября выдался особенно холодным. В центральном регионе уже лежал снег, а в приморском курортном поселке, куда я поехала в командировку, его еще не было. Зато был пронизывающий ледяной ветер, мерзко липнущая к волосам морось, ежечасные дожди и вязкая слякоть под ногами. Десять дней в таких погодных условиях тянулись бесконечно долго и уныло. Даже яркие, но пустые отели, которые мы ходили инспектировать каждый день, не радовали глаз. Уже три года я работала в сетевом туристическом агентстве, и нередкие поездки обычно радовали, но в этот раз я с нетерпением ждала возвращения домой.

Пока сидела в аэропорту в ожидании рейса, слушала музыку и лениво переписывалась с Владом. С того злополучного боя прошло больше двух месяцев. Сегодня другу наконец-то сняли гипс, и даже приближающийся суд с Давыдовым не омрачал его настроения. Влад вообще последние месяцы оставался на удивление позитивным. На все вопросы отвечал одно: что ни делается — к лучшему. Говорил, будто безумно рад, что Лера раскрылась сейчас, до того, как он сделал ей предложение или, что еще хуже, женился. Говорить-то говорил, но обиду скрыть не мог. Она появлялась в его глазах каждый раз, стоило затронуть эту тему.

А последнее время затрагивать ее приходилось часто. Тот бой принес Романову огромное количество проблем, и сломанная рука, на восстановление которой уйдет еще уйма времени, — не самая большая из них. Взять хотя бы Петра Давыдова. Он подал на Влада в суд за намеренно слитый бой и требовал неустойку. У Влада не было проблем с финансами, но сумма, которую пытался отсудить спонсор, поражала даже его. В договоре причиной выплаты неустойки значилась только неявка на состязание, поэтому Влад не стал соглашаться на перемирие, подключил юристов и подал ответные иски: за клевету — на Давыдова и за мошенничество — на Леру и Тихомирова. Расследование шло полным ходом, суд был назначен на конец декабря, и в стороне не удалось остаться даже мне. Все-таки я лично видела и слышала разговор Леры и Влада перед боем.