По груди пробежались чужие ладони, смяли мягкую кожу. Мне было страшно – что не сумею сдержать свое тело, дрожь отвращения, мурашки, бегущие по рукам, пот – или что там выдаст во мне, по их мнению, трупе, живое существо…

- Убери руки, - совершенно не меняя равнодушной интонации, произнес старший, но чужие ладони тут же убрались прочь. - Леди сказала: закопать одежду, а голую девку на алтарь. Может, она ей невинной нужна.

- Да зачем госпоже дохлая девка, почему эта? Демонов она вызывать будет, что ли? – обиженно возмутился «младший».

- А хоть бы и демонов, дело не наше. Копай.

Пара горстей песка прошла без разговоров, мне нестерпимо хотелось сжать раскинутые ноги.

- Готово, Сако. Тащи тряпки. Сако, что…

Внезапно голос оборвался с каким-то свистяще-хлюпнyвшим звуком.

И наступила тишина. Мертвая, звенящая, невыносимая, страшная. Потом в этой тишине что-то зашуршало, словно по земле поползла гигантская змея. И я не выдержала и открыла глаза. Чуть-чуть.

Приноравливаясь к зрению.

Вокруг действительно был лес, перелесок, солнечный свет свободно проникал сквозь неплотно сомкнутые ветви. Я отчаянно скосила глаза в сторону и увидела его.

Мужчина стоял боком ко мне, а точнее шёл, волоча безвольно обмякшее тело - без особых, впрочем, усилий, неторопливо, размеренно. Подтащил к вырытой насыпи земли, около которой виделись два воткнутых в землю черенка лопат. Так же неторопливо нагнулся и скинул тело бывшего напарника в невидимую мне яму. Вытащил одну из лопат и стал сбрасывать землю.

20. Глава 19.

Сложно бить живого, - говорил лорд Эрко, - самое трудное - решиться на удар, а вовсе не сила или правильность удара. Умение отрабатывается повторением, а удар зависит от силы духа. Но у нас нет мишеней, будем отрабатывать силу и умение... И надеяться на твою отчаянность.

Я училась бить - бесформенные изваяния из песка и дерева, мешки, набитые тряпками и мешки, набитые камнями. На практике человеческий череп оказался твёрже тряпок и мягче камней. Незнакомец рухнул лицом вперёд в услужливо раскопанную яму. Выемка была не глубокой, тем более, что одно тело там уже лежало.

Человек упал и лежал ничком, неподвижный, но я-то знала, как легко ошибиться, приняв живого за мёртвого. Подняла тяжелую лопату, прицелилась и ударила – не в голову, а в оголенную шею. Лопата вошла в плоть с легким хрустом. «Он хочет убить Агген», - я твердила как мантру, опускаясь на колени, как дикий зверь – голая, покрытая синяками, с потными спутанными волосами, окровавленными грязными ступнями. Я протянула руку и, ухватившись за рукав лежащего, с силой перевернула его на спину. Голова мотнулась вбок, но я увидела то, что хотела. Человек был слеп. Тот же это слепец, что стоял напротив меня на поле с василиками, или другой, я сказать не могла. Поднялась, взяла окровавленную лопату и принялась швырять землю на тела. Работа продвигалась медленно, тяжелая лопата оттягивала руки, и я поразилась тому, как быстро выкопали яму похитители.

Наконец тела были прикрыты землей – получился небольшой холмик, не особо надежный – любая собака или дикий зверь мигом разроет. Но мне это было безразлично. Я отбросила ненавистный, пусть и спасший меня сегодня инструмент и вдруг увидела ворох тряпья, бывший некогда одеждой Агген. Это оставлять было нельзя, я отыскала почти целый плащ и накинула на голое тело, обтерла остатками платья ноги, всунула их в валявшиеся тут же туфли и побрела, комкая в руках куль с одеждой. Начинало смеркаться. Пройдя от силы двести шагов – крошечных, вымученных шагов – я с изумлением заметила запряженный парой лошадей экипаж. Странно, что я забыла о нем, хотя, скорее, не забыла, а вовсе не думала… Мы с лошадьми посмотрели друг на друга. Мне показалась, они не меньше меня хотели убраться подальше отсюда. Не особо задумываясь о дальнейших действиях, взобралась на козлы и сипло каркнула «Трогай!». Лошади все так же пощипывали траву, обмахиваясь длинными неухоженными хвостами, и пришлось взять в руки вожжи и отыскать небольшой кнут, отвратительный даже на ощупь. Стегать животное не хотелось, но проводить ночь в лесу рядом с убитым мной человеком не хотелось еще больше. Однако кнута не потребовалась. Лошади смиренно тронулись по дороге – узкой, проселочной.