Род Горыни состоял из самых свободных лесовиков, ведь он сам набирал изгоев, когда-то ушедших из своих родов, в большинстве охотников. Горыня когда-то лично приглашал в род многих ратников или их отцов и честно выполнил всё обещанное. Главное – род обеспечил им защиту.

Стараниями Горыни ратников вооружили заморским оружием, замечательными боевыми луками из рогов горных козлов. Для лесовиков, кого приучают к луку, как только малец сможет удержать в ручонках палку, освоить боевой лук не составило большого труда.

Их обучили орудовать копьём в правильном строю, прикрываться большими щитами. Ратники, вооружённые и подготовленные Горыней, не раз и не два защитили родовое поселение… кстати, одному конунгу отчекрыжили головёнку.

И вот ведь какая штука! Чем человек сильнее духом, чем более независим, тем важнее для него чувство благодарности. Горыня не стал обращаться к совету старейшин со своим личным, по сути, делом. Он обратился прямо к ратникам. Сказал, что его невестке и ещё не рождённому внуку грозит гибель. И просто попросил…

Мужики морщились – Горыня выбрал очень неудачное время для войны. Охотникам зимние дни самые важные…

Но шагнули дружно ратники вперёд, когда Горыня попросил согласных ему помочь выйти из строя. А сделав этот шаг, воин до окончания войны лишался свободы воли или передавал её вождю. Теперь для него выше всех резонов стал приказ военного вождя рода.

Сказано тащить – тащи, сказано пилить – пили. А зачем оно, расскажут потом. Может быть. Если самому будет интересно.

16. Глава 16

Приехав домой, сначала освежился под контрастным душем, провёл короткую медитацию, чтобы отрешиться от школьной полу-одури. Позвонил Асе. А она, оказывается, обед не готовила, ей не сказали. И сейчас она сильно занята уборкой, так что я могу сам пройти на кухню и что-нибудь смастерить – она во мне уверена.

Нет, ну, куда катится мир?! Она же домработница! А я хозяйский сынок, считайте, барчонок! Хотя домработница Ася не моя, а папкина, и ему по этому поводу лучше ничего не говорить. Я представил себе, как бы он отреагировал, и уши начали гореть уже не в воображении. Хуже только что-то вякнуть маме… и деду, наверное. Но тут вопрос спорный – кому хуже.

Весь мир юдоль страданий, а жизнь сплошное испытание. Вот в лёгкой печали от извечного несовершенства первого и несправедливости последней я прошёл на кухню, где зажарил яичницу с сыром, ветчиной и томатами, отварил спагетти и нарезал салатику из сладких перцев, лука и тоже помидоров. Признаться, немного увлёкся, даже возникли сомнения, что справлюсь. Но я всё-таки подросток, а они, то есть мы питаемся как не в себя.

Далее я плавно вошёл в расписание, уроки, видео-лекции, в перерывах отвечал на личные послания случайными «восточными» изречениями и немного поиграл в симуляторы. Тоже забавная штука. Стратегию Дениса я просто игрой не считал, столько втянули народу в его холивар! Но и не мог относиться к ней серьёзно.

«Мгновений ничтожность сольётся в океан пустоты», - как сказало одно древнее мудрое мобильное приложение.

А мои виртуальные драки и стрелялки были именно играми, но пустой забавой я их не считал. Теплится всё-таки где-то в глубинах слабенькая надежда, что смогу когда-нибудь так по-настоящему…

В шесть я снова пошёл на кухню помогать Асе готовить ужин. К тому моменту она работала над основным примерно два часа, на мою долю как всегда достались многочисленные мелкие хлопоты. К семи вернулись родители, а мы с Асей уже накрывали стол.

После ужина вымыл посуду и вышивал с мамой под английскую классику. И совсем она меня не бесит, тем более что «Ромео и Джульетта», наконец, закончилась. «И все умерли». Так им и надо! Мы с мамой обсудили, что будем слушать дальше, и я настоял на «Венецианском мавре». Слышал уже, что там в конце хотя бы одну писклявую заразу всё-таки задушат.