– С ума сошел?! – неподдельно отшатнулся Яшка. – Что я бате потом скажу?!

– Да он и не узнает ничего.

– Тю на тебя! Мне только с ним объясняться не хватало!

– Яш, ну, не будь гадом! Дай хоть попробовать! – вдруг заныл пацан, просительно поглядывая снизу вверх крупными глазищами. – Тут же скукотища жуткая! Ни повеселиться, ни подраться не с кем… я ж помру за то время, пока сижу! Ну дай! Я никому не скажу, честное слово!

Громадного парня аж перекосило, с лица сбежала вся краска, а плечи зябко поежились, едва он только представил, как это будет выглядеть: мелкий сопляк на входе, он сам – где-нибудь в сторонке, потому что малец никому не позволит портить себе развлечение. А если, не дай бог, какой баламут появится, да за ножи схватится…

– Ни-ни-ни. Даже не проси! – замотал головой вышибала, поспешно отступая в сторону. – С меня потом батя не только шкуру, но и много чего другого спустит.

Купцы оглядели выбравшегося на свет мальчишку и спрятали в бороды добродушные усмешки: мал еще пацаненок для таких геройств. Тонкий, как стебелек, ручки худенькие, поясок и того – соплей перешибешь, волосенки густые, каштановые, во все стороны торчат, придавая ему лихой вид. Курточка справная, чистенькая, штанишки ладные, сапожки новые… кажется, у дородного хозяина появился младшенький? А старший братец, выходит, присматривать должен, чтоб не затолкали его тут, мелкого?

– Яш, да че ты трусишь? Батя твой за поросенка уже взялся – сам знаешь: он его никому не доверит. С полчаса еще маяться будет. Вот пока его нет, я малость за тебя побуду! А ты тем временем и перекусить можешь… голодный, небось? Давай Уланке сейчас крикнем, она и принесет?

– Хрена она принесет, – вздохнул Яшка. – Батя раньше обеда теперь не отпустит.

– А мы скажем, что для меня! – нашелся мальчишка, возбужденно сверкнув глазами и буквально повиснув на могучей руке брата. – Ты ж знаешь, мне никто не откажет! Я тебе даже утку закажу, плюшку домашнюю… все отдам, только пусти-и-и… тебе и отходить никуда не надо – тут перекусишь! А если что, я на тебя сразу укажу! И громче всех заору, что ты тут главный! Идет?

– Тебе-то зачем? – обреченно опустил плечи здоровяк.

– Ску-у-чно. Знаешь, как скучно, когда вокруг тихо и никто даже не голоса не повысит? Яшк, ну пожа-а-а-луйста…

– Боже… что я делаю? – безнадежно вздохнул вышибала.

– Ур-р-а! Ты мне только браслеты свои отдай, а то никто не поверит. И в сторонку сядь… да не туда, дурень! За соседний стол, будто ты посетитель! Дальше! Дальше, кому говорят! Во-о-т! – малец, вскочив с лавки, проворно затолкал верзилу в угол, умудрившись каким-то волшебным образом придать здоровяку приличное ускорение. Весело подмигнул закашлявшимся купцам, дерзко показал язык их молчаливой охране. Тергу и сотоварищи погрозил кулаком, чтоб, значит, не смели выдавать, если что. Наконец подцепил массивные наручи, покорно отданные понурившимся братцем, проворно надел, а потом подскочил к кухонному проему и на удивление зычно гаркнул: – Уланочка! Милая, ты не окажешь услугу? Я кушать хочу!

– Сейчас! – тут же отозвались изнутри. – Сейчас принесу! Утка уже готова!

– Э, нет! Ты мне так отдай, в дверях, а то я вместо утки тебя загрызу! Или стойку поцарапаю!

– Несу-несу! Сейчас, только ничего не ломай!

– Спасибо, солнышко, – пацан коварно улыбнулся, уверенно подхватил принесенный той самой бойкой красавицей полный до краев поднос. А дождавшись, когда она снова скроется из виду, сгрузил добычу перед тяжко вздохнувшим вышибалой.

– Вот. Как обещал!

– Батя меня точно убьет, – уныло повторил громила, небрежно отрывая утиную ножку и вяло засовывая ее в рот. – Вот как выйдет, точно убьет.