Я касаюсь Тефани холодной ступней, и эта засоня наконец открывает глаза. Сперва она недоуменно моргает, но потом вспоминает, где находится и с кем:

– Госпожа! Молю, не сердитесь! Я должна была…

– А тебе известно, что ты храпишь? – Меня забавляет румянец, вспыхнувший у нее на щеках.

Она отводит глаза:

– Простите, госпожа. Вы бы столкнули меня с кровати… или еще как-нибудь разбудили.

– Я лишь спросила, знаешь ли ты, что похрапываешь. Но не говорила, что это меня беспокоит.

Она не находится с ответом, поэтому просто выпрыгивает из постели, кланяется и бежит за моим халатом.

Тефани уже помогает мне его натянуть, когда вбегает Жаметта и выпаливает:

– Баронов Жюльера и Вьенна поутру нашли в постелях мертвыми и…

Жаметта замолкает на полуслове. Мы с Тефани стоим бок о бок в одних ночных рубашках, и она замечает это только сейчас.

Она моргает, молча открывая и закрывая рот и не находя слов. Жаметта настолько раздражает меня, что, протянув руку, я пальцем поддеваю подбородок Тефани и ласково поворачиваю к себе ее голову.

– Спасибо, Тефани, – говорю я. – За все.

Та сплошь заливается краской, и я едва удерживаюсь от смеха, который порушил бы столь тщательно выстроенную сцену.

Несчастная Жаметта не знает, чему отдать предпочтение, ревности или шоку.

– Так кто, говоришь, – лениво спрашиваю я, – те бароны, чьи постели ты посетила в ночи?

– Я? Я не… – захлебывается она. – Это служанки говорят, что бароны заболели и умерли во сне!

Я сонно зеваю:

– Водички не принесешь? Я хотела бы вымыться.

– Как вы думаете, мы тоже можем ее подхватить? – спрашивает Тефани. – Болезнь, я имею в виду? А вдруг это моровое поветрие?

Взгляд, который бросает Жаметта на Тефани, полон такого яда, что той впору зачахнуть прямо на месте. Однако бедняга слишком смущена оттого, что ее застали полураздетой; она убегает в гардеробную, чтобы привести себя в порядок.

Злость лишает осторожности Жаметту, и она повсюду расплескивает принесенную воду.

– Под ноги смотри, – предостерегаю я ее. – А не то заставлю все подтереть. Прямо вот этим твоим остреньким язычком!

Наши взгляды скрещиваются, и я легко прочитываю все гадости и оскорбления, которые она бы и рада метнуть мне в лицо. Не осмеливаясь на это, девушка бормочет вполголоса:

– Так вот почему она не обращает внимания на тех немногих мужчин, которые заглядываются на нее!

Я провожу пальцем по руке Жаметты:

– Только не говори, что ты ревнуешь, малышка.

Кажется, я только что открыла отличный способ вывести ее из себя. И уже предвкушаю многие часы настоящего веселья.

Она отдергивает руку:

– Еще чего! – и поспешно уходит на другой конец комнаты, где стоит комод. – Какое платье вам сегодня подать?

– Темно-серое атласное. И черную нижнюю юбку.

Жаметта помогает мне облачиться, но движения у нее дерганые, и она старается как можно меньше касаться меня. Зато корсет затягивает так, что у меня ребра чуть не трещат.

Я отстраняюсь и перехватываю ее руку.

– Осторожнее, – говорю я. – Ты должна заботиться обо мне, а не калечить!

Она зло смотрит на меня, и я слышу, как у нее кровь закипает от ярости. Именно в этот момент в комнату вваливается Тефани. Она на ходу застегивает поясок, подвесив к нему подаренный мною нож.

– Довольно, – произношу я. – Сейчас у меня другие развлечения на уме. – Мне известно, что сегодня д’Альбрэ с большей частью гарнизона намерен двинуться на Ансени, чтобы выбить французов из наследного владения маршала Рье. То есть день самый что ни на есть подходящий для вынюхивания секретов. – Откуда, говорите, доносились стоны и жалобы привидений? Я бы не отказалась самолично послушать.