Раскрыв губы, Анисия отметила, как ему к лицу смущение, которое он по-детски пытался примять серьезностью.

– Вы слишком умны, чтобы быть глубоко верующим, – злорадно вскинула голову Анисия.

Ведь он никогда не услышал бы подобные перлы в догматах монастырских стен!

Алексей поморщился, но мягко.

– Это ошибка вашего восприятия.

– Или же вы пламенно убеждаете себя в этом, потому что вам страшно признать, что карамельные детские воспоминания пошли прахом.

– Откуда вам знать? – улыбнулся Алеша, вроде бы сохраняя благодушное свое расположение.

– А откуда знать вам? – спросила Анисия, вскидывая голову.

Алеша, невзирая на ее напыщенный вид, видимо сдерживал смех.

– Ваша оголтелая убежденность в собственной правоте была бы премила. Если бы вы за нее не критиковали других.

Анисия испугалась, что и правда комична в своей тепличности.

– Вы выработали себе репутацию безнравственности и бесчеловечности, – с трудом добавил Алеша, все же поддаваясь на ее очевидные попытки вывести ее на откровенность.

– Потому что в терроре мы увидели единственный путь как-то сломить эту монструозную машину.

– Вы не отрицаете грехов, повисших на вас?

– Не отрицаю. А вы найдете в себе силы признать, что непротивление злу порой рождает зло куда более суровое? Зло безнаказанности. Вы зашли в тупик, утонули в нем, поддерживая нежизнеспособность созданного вами уклада!

– Это не так.

Анисия закатила глаза.

– Почему же это не так? – переспросила она с нажимом.

Друг на друга они смотрели как на диковинку. Так викинги, вторгнувшиеся на территорию Британии, должно быть, смотрели на тамошних монахов. «Но мы ведь – род человеческий», – решил на это каждый.

– Быть может, я даже разделяю ваши идеи… Но флер всего движения, показушничества мне ненавистен!

Анисия приоткрыла рот.

– Да! Вы мыслите какими-то обрубленными категориями. Для вас верующий – это обязательно консерватор, который ничего не видит и не смыслит. Но мы такие же живые и настоящие, как и вы! Только не вешаем на себя ореол непонятых героев.

– Вы сами создали себе такую репутацию.

– Мы людей не взрываем!

– Людей ли?!

– Среди нас есть истинно праведные…

– Которые не противодействуют неправоте своих братьев. Значит, являются сообщниками преступлений.

– То же относится и к вам…

– …а должны примкнуть к нам! Вот в чем будет истинное христианство, чистое, сцеженное! Не революционер ли Иисус?

Алеша схватил себя за шею сзади.

– За нами будущее, как ни крути, – резюмировала Анисия, глубоко дыша.

– Демонизировав нас, вы не понимаете, что хотим мы того же, что и вы – кусочка счастья для всех.

– В том и дело! За что же вы нас так ненавидите? Мы ничем не хуже вас. Наше различие – в вашем христианском предубеждении, гласящем, что только вы являетесь оплотом высшей морали.

– А вы с удовольствием эту обязанность взвалили на себя.

– Просто вы тешите свое самолюбие выдуманной избранностью, – продолжала Анисия, будто вдохновляя французское войско на битву. – Чем гонимые христиане отличаются от гонимых революционеров?

Алеша опешил.

– Как вы… вообще можете сравнивать их?

– Могу, потому что ничем! Предметом туалета да обновленным лексиконом. Одни и те же проблемы! Одно и то же называется разными словами.

– Я отвечу, – ответил Алексей в волнении. – Отличаются индивидуальными чувствами и уникальным опытом. А с вашим подходом можно вообще все уравнять.

– Да и замечательно бы было. И на более высоком уровне все одно. Когда речь идет о судьбах стран и континентов.

– Это обесценивание всего человечества.

– Это история его.

Битье в кровяной поток идей, сцеженных из чужих жизней, возродил тлеющую веру Анисии в увлекательность существования, в непреодолимую движущую силу цивилизации.