— А может мы прогуляемся…
— Сима, мы ужинать собрались.
— Это фраза Баклажанова. Ну, не в смысле ухаживания, а просто я буду идти по улице, вы уцепитесь за мой рукав, будете плестись сзади… А она в ответ: я где-то читала, что малознакомые женщины не должны держать мужчину под руку, вдруг он кого-нибудь встретит…
— Сима, ты за моих соседей переживаешь? Или за кухарку? Сима, всем плевать. Вот реально, всем на всех плевать. Откуда эта советская оглядка на соседей? Ты же не настолько старая…
И снова улыбка — и снова дрожь во всем теле. Мокрый плащ… Он продолжает удерживать меня на пороге, при открытой двери… Вырвать руку? Локоть. Всего лишь локоть. А чувство, что он одел на меня вериги.
— Угадал… Дорогой читатель предложил просто идти по набережной и мирно беседовать о соцреализме…
— Сима, ты все книги так подробно помнишь? Или зазубрила перед встречей, чтобы меня унизить?
— Нет, я не специально… Тут фильм помог… Они там очень даже хороши… — говорила я, еле разлепляя мокрые от страха губы.
Фильм этот мы смотрели в группе, как и еще один, где Фрейндлих снова играла библиотекаршу. Вернее телеспектакль… Какое название? Что-то, типа, пятый десяток… Вот и я чувствую себя такой старой, когда уже глупости кажутся невозможными и недопустимыми…
— Я же не договорила… Там тоже шел дождь… Но не об этом речь, — лепетала я все тише и тише. — Знаешь, почему она согласилась с ним пойти? Он сказал, что вспомнил ее на работе и ему стало очень хорошо…
— Я должен был позвонить, да? Ты злишься поэтому?
Он поднял руку. Нет, не отпустил меня, а скользнул к предплечью. За спиной открытая дверь, но для себя я, кажется, ее уже захлопнула. Он меня не держит, нет. Я сама не ухожу от незнакомого мужчины…
— Но она все же спросила его: у вас есть жена?
— И он ответил, что есть, да?
— И очень ревнивая. Но какое это имеет значение? Это его слова. Я же вас не в ЗАГС зову, а в кино. Я думаю, что в этом нет ничего предосудительного. Она подумала и не пошла с ним…
— А ты подумала и пришла, и что?
Его рука опустилась к моему запястью. Мокрому и холодному. Я так и не достала из шкафа свои тонкие кожаные перчатки… И сейчас — руки из кармана. Руку, одну… Второй я держала мокрый зонтик, с которого капало мне на сапоги. Может, и ему на тапочки, если он в тапочках. Я смотрела в глаза, хотя и хотелось — в пол.
— А то, что прошло каких-то тридцать лет с фильма… Не вспомню, когда написан сам рассказ… И уже, наверное, это не так предосудительно, что ли… Извини… Просто как-то… У тебя жена ревнивая?
— Сима, у меня нет жены…
Я замерла. И сердце замерло. А вот его язык — увы, нет, продолжил фразу.
— На два месяца. Может, на три. Ты боишься ее ревности? Моих соседей? Или меня? Кого ты больше боишься?
Боюсь его взгляда, под прицелом которого вся моя решимость быть взрослой разлетается. Нет, прошедшее время. Разлетелась. Ее больше нет. Изначально, конечно, тоже не было. Но все же я договорилась сама с собой если и не на быть, так хотя бы казаться взрослой. Взрослой… Взрослость, она же внутри тебя, а мне природа не дала ее даже снаружи. Зеркало не обманывало. Обмануть меня пытался Глеб, когда я спросила его про свой возраст. Его он понял не по лицу, а по моим словам и действиям, а остальное охарактеризовал строчкой из песни Цоя. Нет у меня старшей сестры, и мамы больше нет — впрочем, к чему чужие советы даже от самых близких людей? Жизнью давно доказано, что люди учатся только на своих собственных ошибках.
Мой приход сюда — ошибка? Ну так, опыт — дитя ошибок, а у меня опыта с мужчинами никакого нет. И если я буду продолжать стоять истуканом и нести чушь, так никогда и не появится. Опыт. А будет очередной несчастный случай. Божечки… Некоторые хоть иногда, время от времени перебиваются редкими подачками от мужиков, я же — никогда. Никогда даже подачек не получала…