– Я-то? – хмыкаю и отпускаю воздушные шары на волю, и они сразу взмывают к потолку, создавая праздничную и уютную атмосферу банальному адюльтеру. – Домой вот пришла. С днем рождения, любимый!

И просто бросаю все пакеты на пол.

Сильно подозреваю, что дорогущие часы, которые я ему купила, и предусмотрительно уже достала из упаковки, чтобы при встрече сразу надеть Саше на руку, сейчас проваливаются в нежнейший йогуртовый торт со вкусом маракуйи, который так любит Краснов. А вот по поводу вина сомнений нет. Бутылки, ударившись друг о друга, создают тот самый уникальный звук разбитого горлышка, который был так любим гусарами.

В том пакете, кажется, была рубашка от Лакост.

– Что за сцена? – Краснов наигранно хмурится, а его писюн под моим взором все увядает.

– Никаких сцен, любимый! Вы не отвлекайтесь! Я сейчас быстренько соберусь и уйду. Можете продолжать!

Вырываясь из плена горьких воспоминаний и чувствуя, что я проветрилась настолько, что уже почти окоченела, решаю, что пора возвращаться в дом.

Плевать, что по этому поводу будут думать Аня и Антон, но спать я лягу с ними в одной комнате. Если я им обломила горячую ночь, то они сами виноваты. Никто не просил их привозить сюда этого урода.

Но оглядевшись, понимаю, что дома не видно.

Похоже, задумавшись я убрела со двора, и где я сейчас, совершенно непонятно. И в какую сторону возвращаться, тоже. Дальше пятидесяти шагов метель надежно замела мои следы, петляющие между деревьями.

6. Глава шестая

Достаю телефон.

Непонятно, собственно, для чего.

Что я скажу? Какие внятные ориентиры я могу дать, блин?

Ребята, я тут стою между двух елок, а напротив сосна, заберите меня?

Но, это в целом неважно, потому что сети нет, и после длительного разговора с родителями мобилка почти разряжена.

Может, друзья меня уже хватились? Интересно, давно я тут шастаю? Если верить замерзшему носу, то прилично уже. А если верить часам в телефоне, то по всему выходит, что я шарахаюсь по лесу около часа. Вряд ли я зашла слишком далеко в лес. По колено в снегу высокую скорость не разовьешь, но вот в какую сторону мне возвращаться?

Становится страшно. Текила, придававшая мне смелости, уже выветрилась, и воображение рисует мне жуткие картины. Что делать-то?

Стоять на месте и ждать непонятно чего – тоже не выход. Я просто околею.

Я уже начинаю дрожать и стучать зубами.

Пока еще видны хоть какие-то мои следы, иду вдоль них и выхожу на опушку.

Я в шоке.

Мало того, что я не помню, как здесь проходила, так еще и открытое пространство покрыто нетронутым девственным снегом.

Говорят, чтобы не замерзнуть, надо закопаться в сугроб, но что-то подсказывает мне, что это надо делать не в моей одежке.

Я уже прилично нагребла в ботильоны снега, он там растаял, и теперь эта водичка, бодренько впитавшись в носки, морозит мне пальцы ног.

С моим-то горлом ангина мне завтра обеспечена, ворчу я про себя. И тут же одергиваю. Как ни крути, ангина – это благоприятный исход событий. О неблагоприятном я стараюсь не думать, чтобы паника не парализовала меня окончательно.

Обойдя опушку по кругу и так и не придумав, как определить, в каком направлении находится турбаза, я в отчаянии поднимаю глаза в мутное небо.

Не то ты желание, Катька, загадывала.

И в этот момент в мою голову приходит светлая идея залезть на дерево и посмотреть, далеко ли жилье.

Сомнительно, чтобы я пешком по сугробам покрыла больше двух-трех километров, а на таком расстоянии огоньки видно.

Для своих целей выбираю старую высоченную сосну, на ствол которой навалилось другое высохшее дерево, образуя для меня нечто вроде помоста. Если смогу забраться по этому стволу, шансы добраться до нижних веток сосны очень велики.