“Надо ему сказать…” — подумала я, и тут же в душе поднялась волна сомнений. Они лавиной обрушились на мой разум.

Что, если атлантианец решит — я перекладываю на него ответственность, обвиняю… Что, если скривится от презрения к самой идее, что он будет отцом? Мы ведь едва знакомы, и уже нужно принимать решения, как женатой паре! Или… что если Эльзас будет настаивать на аборте?!

Меня аж качнуло, так жутко стало от этой мысли.

Я села в кресло, размышляя как быть.

Но может, я зря сразу думаю о плохом?

Может… Эльзас не такой? Может, мы смогли бы договориться? Впрочем… я же распылила на него лекарство! Он, должно быть, вообще не помнит о нашей ночи! Ох… кто же знал, что будут такие последствия!

Вот так будет нелепость, если приду и скажу ему: — “Привет, Эльзас. Мы тут на днях знатно поэкспериментировали, пытаясь понять, может ли шиарийка возбудить атлантианца. Я ещё до икоты упилась твоим атлантианским шампанским, и ты взял меня на слабо, ну и мы так увлеклись, что переспали. Кстати, было шикарно — горячо и всё такое! Ты не помнишь? Ну так да — это потому что я на тебя распылила экспериментальную сыворотку, чтобы ты всё забыл… Ну так вот, поздравляю! Ты скоро станешь папой”.

Я представила, какое будет лицо у Эльзаса и нервный смех вырвался из моей груди. Да уж — ситуация… тут или смеяться или плакать! А плакать я точно не собираюсь.

Ладно… пожалуй я ещё немного об этом подумаю. Не буду торопиться с признанием…

“Может пока антидот на сыворотку подготовлю, чтобы всё же оживить воспоминания атлантианца. На синтез конечно уйдёт порядочно времени… Но после применения антидота признаться явно будет проще”, — подумала я, поднимаясь с кресла.

Но в тот момент я и представить не могла, что через несколько недель Эльзас и сам избавится от действия моей сыворотки. Что он назначит встречу, и практически первое что скажет на ней: — “Мне не нужны дети”...

14. Глава 3.1

четыре года спустя

Диана

Улица встретила меня резким ветром, свистящим между небоскрёбами. Утреннее солнце ярко отражалось в зеркальных гладях зданий. ИИ-транспорт бесшумно скользил на гравиподушках, не касаясь земли.

Решив срезать путь, я пару минут назад выскочила из аэро-мобиля и теперь, обходя людей, торопливо шла в сторону башни ведомства Союза, которая суровым стражем возвышалась над всеми другими небоскрёбами.

Мои каблучки цокали по тротуару, а золотой хвостик плавно качался за спиной.

Я опаздывала! Но не настолько критично, чтобы оборвать разговор с сыном, чей звонкий голосок сейчас звучал в моём в левом виске:

— Мама! Ты опять заберёшь меня поздно?! — возмущался мой малыш, и я слышала, как щёлкают раздвоенные кончики его хвостика — такого же золотого, как и мой.

Я прижала пальцы к коммуникатору на запястье, и перед глазами вспыхнула проекция. Она была настроена только на мои волны, так что никто посторонний не мог её видеть.

Мой трёхлетний сын Арон сидел на полу среди разбросанных игрушек. Его чёрные волнистые волосы торчали во все стороны, словно он хвост в розетку сунул, а глаза сейчас были не золотыми, а тёмными, почти чёрными. Они всегда темнели, когда сын был чем-то всерьёз недоволен. Такая вот особенность получилась — изменение цвета глаз по настроению, а иногда и по желанию малыша.

Впрочем… Арона отличало ещё и быстрое развитие. Ему ещё три, а по интеллекту он приближался к младшекласснику. Впрочем, перед другими он успешно делал вид, что это не так. И он такой маленький-маленький… и в итоге в детском саду вся группа малышей — стала его армией, а воспитатели умилялись и всё ему разрешали, сами не понимая как. Вот и сейчас — время для тихого часа, а Арон почему-то с игрушками сидит. Если спрошу воспитателей — они только удивлённо глазами будут хлопать.