— Нет! Не уйду, — упрямо произносит, ломая своим заявлением всю драматичность момента. — Пошли на кухню, Картотьян! Будем обсуждать, кто кому сердце разбил и то, как мне приходится бегать за тобой, потому что ты что-то там себе придумала.

— Не пойду я с тобой никуда, — повторяю его тон. — А ты иди на выход, Громов! — хватаюсь за ручку в намерении открыть дверь и вышвырнуть его.

— Нет! — протестует и опирается рукой о дверь чуть выше замка.

— Да! — дёргаю ручку.

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да, — резче дёргаю ручку и…

— Теперь я точно никуда не уйду, — ослепляет меня улыбкой, довольно глядя на дверную ручку в моей руке. — Теперь никто отсюда не выйдет.

— Можешь с балкона прыгнуть, — предлагаю ему, сжав губы от злости. — Конечно, не первый этаж. Но… тоже вариант.

— К сожалению, из-за травмы ноги в прошлом, мне придётся отказаться от столь заманчивого предложения, — натягивает улыбку. — Уж прости!

— Как же ты меня бесишь!

— Как же ты меня забавляешь, Сара, — тянет он в ответ. — Пойдём пить вино и болтать. И, пожалуй, подругу твою тоже прихватим. Кажется, я понял, почему меня все эти четыре года так ненавидели.

— Тебя ещё мечтали убить, — добавляет Милена, выйдя к нам. Увидев ручку в моей руке, устало вздыхает и берётся за телефон. — Я вызову мастеров.

— Зачем вам мастер, когда есть я? — спрашивает нас удивлённо. — Уж я-то мастер…

— Мы знаем, — в тон произносим мы с подругой, переглянувшись и одновременно подумав о Тимуре. Только этот мастер мог с защитой заделать мне ребёнка.

5. Глава 5

Сара. Четыре года назад…

— Фух! Слава богу, отменили! — радостно вздыхает одногруппница, собирая свои вещи обратно в сумку. — Я бы ещё одну скучную пару с этим маразматиком слушать не стала.

Дура! Сама она маразматик! Фёдору Семёновичу пусть и под семьдесят, но он один из самых опытных и, главное, компетентных преподавателей. И то, что простуда под конец дня уложила его на лопатки — совсем невесёлая новость.

Взяв свои вещи, иду к преподавательскому столу и останавливаюсь около него, привлекая внимание мужчины.

— Фёдор Семёнович, — обращаюсь к нему. — Может, вас до общежития проводить? Не дай бог, голова закружится и вам хуже станет. Как в прошлый раз, когда вы нас на месяц оставили.

— Сарочка, милая моя девочка, — ласково обращается он ко мне. — Я буду только рад. Давление, чувствую, тоже скакнуло. Ты меня только до общежития проводи. До входа. Мы с тобой поболтаем пока об интересном. А потом пойдёшь по своим делам, — смущённо соглашается и, дождавшись, пока все выйдут, добавляет. — А я тебе за это зачёт поставлю. Просто так. Так сказать, за хорошие дела. Плюсиком, — подмигивает по-доброму, напоминая мне моего дедушку.

— Спасибо, — отвечаю с улыбкой ему.

Вообще, мне зачёт по его предмету не нужен. А его и так хорошо понимаю и могу на любой вопрос ответить. Но если не будет лишних нервов, как обычно бывает перед всеми проверками, будет как-то легче.

Вместе с преподавателем выходим из аудитории, закрываем её, сдаём ключ на охране и идём на выход из аудитории под беседу о живописи девятнадцатого века и о художниках, имена которых так и не стали известны, несмотря на их невероятный талант.

— О-о-о, Егор Данилович! — восклицает Фёдор Семёнович, указав на стоящего у порога академии мужчину. — Я думал, он ещё на больничном.

— Вроде выходит уже, — тяну расстроенно. — Он у моего отца наблюдается. И тот уже разрешил ему лёгкие нагрузки. Поэтому, думаю, на днях вернётся.

— Нехорошо так говорить про своих работодателей, но Громов-старший явно недооценивает своих сыновей, — начинает мужчина заговорщицки. — Младшего задвинул в самый дальний угол, и всю надежду на старших положил. А Егорка на минутку не хуже своих братьев будет. Но с таким подходом отца станет раздолбаем. Попомните ещё мои слова. Недооценивают они младшего.