Весь романтический настрой тут же сходит на нет. Да что ж такое…

– И похоже, Новиковы не в курсе. Хотя с Ангелиной, как я понял, Ксения близко общается. Странно, правда?

– Да… – Я убираю от Вани руки, чтобы скрыть дрожь, которая пробирает меня насквозь.

В мыслях снова сумятица. Лучше бы Тарас остался жить в своей загранице и больше никогда в Москву не возвращался.

Я приоткрываю глаза, разбуженная негромким разговором Вани по телефону.

– Я же просил не звонить в такую рань, у меня ребенок дома маленький. К десяти буду… Да. Помню… Хорошо, понял. – В последнем слове мелькает нотка раздражения.

Бросаю взгляд на часы. Еще очень рано, и в кои-то веки я проснулась не от плача Кирилла. Улыбаюсь.

Ваня подключает телефон к зарядке и ложится обратно. Замечает, что я потираю глаза.

– Разбудил?

– Ничего, сейчас досплю.

– Доспишь, конечно…

Он касается меня. Теплая ладонь мягко скользит от плеча к груди. Та мгновенно тяжелеет, и я чувствую, как приливает молоко.

– Ложная тревога. Это не Кир, – еле слышно бормочу себе под нос, сдвигая Ванины руки вниз, подальше от запретного места.

Никак не запомнит, что это меня не возбуждает, а наоборот, заставляет думать о сыне.

– Какие планы на день?

Вместо ответа я улыбаюсь в подушку и закрываю глаза. Ваня проводит рукой по животу, его ладонь ложится на лобок, а губы касаются виска.

– Ты собираешься просыпаться или так и будешь притворяться? – спрашивает он, словно дразня.

– Буду притворяться, – отвечаю с ленивой игривостью.

Ваня наклоняется ближе и покрывает мою шею поцелуями. Легкое покалывание от щетины вызывает волнующие ощущения. Я разворачиваюсь к нему, желание захлестывает. Наши губы встречаются, одежда постепенно исчезает под его уверенными движениями.

И я почти готова забыть обо всем – о планах, делах, даже о том, что Кирилл может проснуться в любую минуту. Но именно в этот момент из кроватки слышится тонкий, еще сонный голосок. Кир начинает ворочаться, похныкивать, причмокивать, а потом по комнате и вовсе разносится его плач.

Ваня перестает меня целовать и широко улыбается.

– Какой собственник, а? Стоит только посягнуть на его мать.

– Наверное, у него встроенный датчик. – Я показываю на грудь.

От возбуждения из сосков текут белесые струйки молока.

– Или хорошее обоняние. Но что-то определенно есть.

Не могу не согласиться. Вчерашние наши планы Кир тоже расстроил. Проснулся и плакал, плакал. Я до трех ночи ходила с ним по дому и убаюкивала.

– Ничего, сын быстро вырастет, и буду больше времени с тобой проводить. Колики не навсегда. Сегодня спрошу у Кати, чем еще можно ему помочь, – обещаю я, мягко убирая руку Вани, и встаю с кровати. – Давай, это твой шанс поспать еще немного, а мы пока пойдем в детскую.

– Да уснешь теперь, – смеется он, кивая на свою эрекцию. – Прямая дорога в холодный душ, а потом на работу.

Я заглядываю в кроватку. Кир плачет, поджимая пухлые губы. Беру его на руки, приговаривая, что сейчас он покушает, и настроение у него явно улучшится. Так и происходит.

Проведя все наши обычные утренние ритуалы, я собираю волосы в высокий хвост, накидываю халат и выхожу из детской. Провожаю Ваню на работу. Нора уже хлопочет на кухне, и запах свежесваренного кофе пробивается даже сквозь сонливость. Так хочется хоть глоточек, но вместо этого завариваю чай для лактации.

Пока я не паникую, но есть ощущение, что молока стало меньше или оно не такое жирное, как раньше. Кир без конца требует грудь, в последнее время капризничает, стучит по мне кулачками, будто не наедается. Надо будет обсудить с Катей и это.